Андрей Егоров - Крылья

Поначалу в его речах не было и тени религиозного подтекста – только научный подход. Но по мере того, как слава Кравченко росла, и все больше людей прибегали к трансформации, риторика его менялись. Он стал жестче и самоувереннее. В голосе зазвучали металлические нотки. Да и смысл речей порядком изменился.

– …Вам говорили о втором пришествии мессии, – вещал профессор, – но никто не предполагал, что на землю спустится не сын божий, а сам бог. Я помогу вам обрести бессмертие уже сегодня. Приходите ко мне, и вы узрите свет…

Редактор снял очки, помассировал веки, встал из-за стола. Прошелся по комнате – так лучше думалось.

В предыдущие годы молодой автор делал успехи. Заметно рос от книги к книге. Казалось, ему не хватает лишь немного усердия, чтобы сотворить бестселлер. Вот только этот странный крен в религиозно-мистическую тему – досадный изъян мышления, столь неудобный для автора массовой литературы. Читатель хочет от современной фантастики отнюдь не теологических изысканий – ему подавай жареное и перченое – боевой, динамичный текст, романистику нового времени. Редактор отлично помнил, как родились лучшие образчики нового жанра (даже в низком жанре есть лучшие). А потом весь этот вал литературы, – исключительно сюжетной и, в сущности, абсолютно пустой, напоминающей комиксы, обрушился на читателя – и разом утопил в мутной воде бессодержательных текстов то единственно стоящее, что было в старой фантастике – идейное содержание, стиль, и столь явственное присутствие уникальной авторской личности. Теперь за грудой низкосортной продукции сложно найти что-нибудь по-настоящему стоящее. Автор был из плеяды молодых наглецов – подавал надежды, грозил стать тиражным. Но вдруг возомнил себя пророком и сделался совершенно невыносим…

Ладно, оставим это, посмотрим, что он там еще накалякал...

Сенцов испытывал раздражение, наблюдая, как привычный мир стремительно превращается в потустороннее измерение. В этих изменениях бывший спецназовец видел непрерывное движение ко злу. Истово уверовав в бога после войны, он никак не мог взять в толк, почему другие иначе оценивают происходящее. Человек не может быть бессмертен, не может уподобиться богу. Это дьявол искушает людей. А они или не могут, или не готовы прозреть.

По вечерам он писал профессору Кравченко гневные письма, обличая греховные замыслы последнего и требуя немедленно прекратить надругательство над человеческой природой.

Нашлись у Сенцова и единомышленники. Поначалу он обрадовался, что не один и может поделиться своими опасениями с другими людьми. Но когда, в конце концов, оказался в крохотной квартирке на окраине города, сплошь увешанной изображениями рогатого и перевернутыми звездами, то понял, что попал сюда по ошибке.

– Он создает армию для Последней битвы, делает из людей ангелов, воинов света, – вещал со слюной у рта прыщавый юноша. – Мы не должны этого допустить…

Сенцов испытал облегчение, покинув сходку убежденных сатанистов, и больше никогда не пытался найти тех, кто разделил бы его взгляды.

Он мучительно думал, что может предпринять, чтобы остановить падение мира во зло. Что может сделать для спасения мира лично он, капитан Иван Сенцов? И как бороться с искажением божественного замысла, если все вокруг свихнулись, и все катится в тартарары.

Идея пока не сформировалась, но он чувствовал – свет прозрения брезжит.

Сенцов оставил службу и стал запасаться оружием и провизией. В тот момент, когда все окончательно рухнет, он должен быть готов. О том, к чему именно ему стоит готовиться, капитан имел самые смутные представления. Но был все время на взводе, ожидая самого худшего.

Не он начал эту войну – за ним пришли (точнее, прилетели) прямиком из федеральной службы. Письма капитана Сенцова, наконец, дошли до адресата.

Минуло несколько лет с тех пор, как профессор Кравченко объявил о своем открытии. Славы и денег молодой гений (внешне он стал еще моложе) теперь не чурался – огромный небоскреб Центра трансформации возвышался за кольцевой автодорогой. Более всего резиденция генетика напоминала гиганский пчелиный улей – пузатое здание в двести с лишним этажей имело крохотный подъезд для посетителей внизу и широкую овальную дыру вверху. Туда то и дело залетали сотрудники центра.

В гигиенических целях их крылья имели серый оттенок. Ухаживать за оперением было непросто. К тому же секрет, выделяемый подмышечными железами для смазывания перьев, был сероватого оттенка. От идеи делать крылья кожистыми, лишенными покрова, Кравченко отказался – неэстетично. Облик летучей мыши не сочетался с его нынешними воззрениями на природу человека и бога. Он хотел видеть рядом с собой людей-ангелов, бессмертных и бесконечно прекрасных в обретенном ими телесном совершенстве.