Борис Зубков - Самозванец Стамп (сборник)

Они многое знали.

Полдня мастерили из кусков дерева и лент коры нечто вроде доисторической штурмовой или осадной лестницы. Еще полдня пытались забросить конец лестницы на гребни, торчащие из спины чудовища. Баранка то уползала от них, то стремительно надвигалась, грозя раздавить. Впрочем, люди были для нее не больше муравьев, и она просто не замечала, как Тихон и Нина, цепляясь за костяные гребни, подтаскивали и опускали лестницу, штурмуя живую крепость. Одно страшило их — вдруг эта Баранка окажется ползающей внутри другой, еще большей? Иногда Исполинские Баранки собирались в стада по двадцать и тридцать все увеличивающихся колец, вложенных друг в друга. Сколько времени уйдет на то, чтобы вырваться из лабиринта гигантских бубликов! Они не доберутся вовремя до контрольной вышки. И дорогой ценой заплатят за свое опоздание!

Им повезло — Баранка оказалась одиночкой, отбившейся от стада. Но путь вновь преградила ночь.

…Еще вечером они чувствовали, как почва припекает босые ноги. Теперь с каждым шагом приближалось шипение гейзеров, рев водопадов, запах поджаренных камней. Все говорило о том, что впереди Плавающая Река.

Воздух, насыщенный сухой влагой, царапал грудь. Тяжелые тучи струями кипятка перемешивали горячий туман. Естественный атомный котел, скрытый в глубинах Полундры, превратил каменное русло реки в раскаленный желоб. Водопад, невидимый в жарком тумане, изливал на огнедышащие камни океан ледяной воды. Вода вскипала, испарялась, клубилась в воздухе, охлаждалась и вновь бросалась вниз. Дорогу ей преграждали упругие клубы пара. Кипящая река скользила на паровой подушке, как скользят водяные капли по раскаленной сковородке. Казалось — река плывет по воздуху.

Плавающую Реку надлежало пересечь. Так требовала инструкция.

— Здесь нужны жаростойкие скафандры. Без них не обойдешься, — угрюмо сказал Тихон.

— Скафандры? — спросила Нина. — А эта синяя глина тебе не нравится? Конечно, видик у нас будет… брр… Но если ты обещаешь не смотреть на меня, я, так и быть, обмажусь этой мерзостью…

Две синие фигуры, похожие на скульптурную группу, только что вылепленную из глины неряшливым мастером, двинулись к Плавающей Реке.

Шли под рекой. Над головами струился кипяток. Раскаленное дно шипело и бурлило. Пар обжигал даже сквозь толстый слой глины. Ничего не видя под плотной глиняной маской, полузадохшиеся, они бежали, пробивая упругий водоворот.

А когда достигли берега, увидели всего в полукилометре контрольную вышку № 2 — конец пути, финиш, цель и смысл путешествия. Стремглав помчались к ней и, как были — в комьях синей глины, еще клубящейся паром, — влетели под защитный конус.

Здесь их ждали двое.

— Ну что же вы, молодые люди? — укоризненно спросил старший из двоих. Такой легкий маршрут, а вы опаздываете на два часа! Больше чем три с минусом я вам поставить не могу. Придется еще раз сдавать физкультуру.

— Да, мельчает народ, мельчает, — покачал головой младший, двухсотлетний седовласый гигант. — Изнеженная молодежь…

Тихон и Нина пристыженно молчали. Экзамен не сдан.

Дерево для мотыги упало с неба. Буря взъерошила хворост на крыше бревенчатой хижины, погнала вспять воду в речке, так что мутная от паводка струя встала меж берегов хрустальной запрудой и вырвала с корнем молодой ясень, росший на высоком, подточенном водой и ветром берегу. Ясень, держа между обнаженными корнями ком земли, упал к ногам человека, когда тот искал, из чего смастерить рукоять для мотыги. А на колышках, вбитых в трещины бревен его жилища, уже висели мотыжные лезвия: узкие и широкие, раздвоенные как рыбий хвост, вытянутые наподобие птичьего клюва, с тремя и четырьмя зубцами и такие затейливые, что напоминали лист орешника после того, как над ним поработал жук-листогрыз. Каждая мотыга имела имя: Разрезатель Корней, Высекатель Искр, Землеруб, Тяжелый Удар…

Сняв с ясеня серую кору и обнажив радостно свежую желтоватую древесину, человек мастерил надежную рукоять, а тем временем весенняя земля поспевала и ждала. Человек знал, что на много дней пути вокруг, а быть может, и на всей земле, он один готовится к трудной и сложной работе. Он долго перебирал мотыжные лезвия, пока не выбрал самое тяжелое и широкое, прозванное Делателем Мозолей. Ни один мужчина из его рода не решился бы приступить к земле с такой тяжелой и широкой мотыгой.

А когда наладил землеруб, вышел на поляну и бросил мотыгу круто вверх, так, что она завертелась, засвистела, превратилась в мерцающий диск. Диск летел под облака, падал вниз, тут встречала его широкая ладонь, да так ловко, что диск разом превращался обратно в мотыгу и влипал самым концом рукояти в приготовленные для встречи пальцы. Вверх-вниз летал мерцающий диск, а человек, забыв про одиночество, громко смеялся, его забавляла нехитрая игра, он называл ее Праздником Мотыги.