- А вы чего стоите, как неродные, когда здесь пожилых людей с говном смешивают? - крикнула им Калерия через головы Машеньки, Вепсаревича и Медсестры Лели.
- Да пошла ты... -сказал Глюкоза.-За не фиг делать пиздюлей получать нетушки, пусть кто-нибудь другой получает.
- Бунт на корабле? Крыса! - сказала она Глюкозе. - Паучья сыть! После этого обратилась к Кольке из 30-й квартиры: - Колька, ты слышал, что мне эта неумытая сволочь сейчас сказала?
- Ну, слышал, а я тут при чем?
- Как водку за мой счет жрать, так при чем, а как заступиться за старого человека, так сразу рыло воротишь? Чувырлов, - сказала она Чувырлову, - ты единственный здесь человек культурный, ты-то меня, надеюсь, не бросишь?
- Ой, - сказал Чувырлов, кидая взгляд на свои несуществующие часы, - у меня же деловое свидание! А на смокинге еще пуговицы не пришиты!
- Суки! - закричала Калерия. - Вы еще у меня поплачете! Вы еще у меня попросите с похмелья водички! Хер вам будет, а не водичка!
- Подумаешь, какая Марфа Вавилоновна выискалась, - сказал Колька из 30-й квартиры. - У самой денег хоть жопой ешь, а для нас даже на автобусный билет пожалела.
- Ах, так? - взорвалась Калерия. - Пошли вы все тогда на... - Она сказала куда.
- А что - и пойдем, - ответил Феликс Компотов-старший. - Всяко лучше, чем об стенки башками стукаться. Но выпить все равно выпьем! Вона как в желудке урчит - это от недолива. - Он достал из фронтового НЗ третью, заначенную, бутылку "Охотничьей" и только приготовился сделать длинный первый глоток, как случилось нечто необыкновенное.
Из дальнего конца переулка послышались сумасшедший цокот и такое же сумасшедшее завывание. Все участники описываемых событий недоуменно посмотрели туда. И вот что они увидели. Скаля морду и вытаращив глаза, по Загибенному неслась лошадь. На лошади сидел какой-то мужик с полощущейся по ветру бородой. И если бы просто лошадь или просто мужик. Лошадь была полосатая, низенькая, зубастая, она фыркала большими ноздрями и разбрасывала по сторонам пену. Мужик тоже был полосат, как лошадь, но здоровый, только уж очень бледный. Ноги его крепко обхватывали тощие бока лошаденки, тельник на нем был в пятнах - от пота и, возможно, от слез. Он-то и завывал, как бобик, распугивая прохожих и воробьев. Внешне все это напоминало психическую атаку митьков. Как на картине в Русском музее, где Шинкарев Тихомир Флореныч в полосатом революционном тельнике на полосатой революционной зебре мчится с шашкой наперерез врагу, а внизу на картине подпись:
Гром гремит, земля трясется,
На врага митёк несется
С криком: "Мать твою етить!
Митьки никого не хотят победить!"
На самом деле произошло вот что. Когда крыса, обращенная в грушу, та самая, из подвала на Съезжинской, была отбита загипсованным мальчиком и улетела в поднебесье за крыши, приземлилась эта груша не где-нибудь, а в вольере Ленинградского зоопарка. А в вольере томилась зебра. Зебра грушу, понятно, съела. И, понятно, приобрела силу - ту самую, немеряную, волшебную, необходимую для Ванечкиного лечения. Зебра вышибла решетку вольера, затем могучей железобетонной башкой пробила каменную ограду ZOO и выскочила в мыле и пене на набережную Кронверкского пролива. Конечно, ее пытались остановить. "Стой, зараза!!! Куда?!!" - орала ей вслед охрана, но она на это лишь звонко ржала и отстукивала копытами "Половецкие пляски" из оперы Александра Бородина "Князь Игорь". Единственный, кто не сробел и встал на ее пути, - матрос из плову чего ресторана "Кронверк", вышедший на берег покурить. Он и был этим бородатым всадником, запрыгнувшим за каким-то хером на спину скачущего чудовища. Запрыгнувшим и сразу же пожалевшим, что ввязался в это безумное приключение.
Много всякого страха повидал в своей долгой жизни Феликс Компотов-старший - и вылезающую из очка унитаза голову водяной змеи, и утопленницу у Тучкова моста, и мальчика-первоклассника, принесшего сдавать на приемный пункт бутылки из-под кефира и раздавленного дикой толпой народа, когда сказали, что кончается тара. Но чтобы полосатая лошадь... В общем, он сблеванул первый. За ним - Глюкоза, за Глюкозой - Чувырлов. Один Колька из 30-й квартиры сдержал в себе драгоценные полторы бутылки аперитива "Невский", добытые им перед этим в жестоком бою с собой.
В момент компотовскую четверку с мостовой как метлой смахнуло. Глюкоза прыгнул в мусорный бак и укатился на соседнюю улицу, наподобие профессора Вагнера из известного беляевского рассказа. Другие бросились наубёг, и скоро от них уже не осталось ни тени, ни духа, ни топота потных ног. Калерия убежала тоже, решив, что этот полосатый кентавр послан ей злопамятным Зевсом в отместку за былые измены. Машенька, Ванечка и усталая Медсестра Леля просто отошли в сторону, подождали, когда зебра проскачет мимо, и отправились к Ивану Васильевичу домой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу