Николай Бондаренко - Бремя «Ч»

— Ри?

— Да, слушаю, — прозвучал в трубке печальный голос.

— Я бы хотел извиниться за свою грубость… и пожелать спокойной ночи.

Установилось неловкое молчание. Я осторожно положил трубку и побрел к постели. Из мрачного угла справедливым упреком кольнули глаза Вора. «Это не галлюцинация, — сказал я себе, — не забывай о несчастных! Разве не по твоей милости человек угодил на каторгу? Спать не имеешь права!»

Вырубил свет, несколько купюр сунул в карман. Выскользнул во двор и затаился. За калиткой маячила тень, и я бы не хотел, чтобы кто-то меня увидел… Пробрался к флигелю, осмотрелся. Как бы отправить сторожа за угол?… Метнул камешек — он задел металлическую решетку, со звоном отскочил на тротуар. Тень заметалась, я придвинулся поближе к выходу. Метнул второй камешек — тень исчезла. Я приоткрыл калитку и резко взял в сторону парка…

Кажется, маневр удался: никто меня не преследовал.

Дом Вора отыскал без труда, постучал. В дверь выглянула, высоко вздернув острый подбородок, жена Вора.

— А, это вы! — обрадовалась она. — Ну, заходите.

Жена Вора скрылась за дверью, а я не пошел. Удивленная женщина выглянула опять.

— Что же вы?…

Я решительно вложил в е руку припасенные купюры. Пальцы женщины слабо сомкнулись, одна голубая бумажка спланировала на крыльцо, но мы даже не шевельнулись. Самым важным сейчас были слова. Я поспешил сказать:

— Не сомневайтесь! Я обязательно освобожу.

— Кого? — напряглась женщина.

— Вашего мужа.

— Он… в тюрьме? — женщина, кажется, перестала дышать.

— В тюрьме, — мужественно подтвердил я.

— А я-то думаю, куда запропастился… Может, все-таки зайдете? — дрожащим голосом повторила она приглашение.

— Сейчас — нет. Вот вырву из неволи — тогда обязательно.

— Из тюрьмы долго не выходят… Без него пропаду…

— Держитесь! Он скоро вернется! — Все, нужно уходить, а я переминаюсь с ноги на ногу.

— Что передать?

Женщина всхлипнула.

— Передайте: я жду!..

— Вот и хорошо, — успокоился я. — Он не подведет. До скорой встречи!

Наконец, я сумел сдвинуть себя с места и подался прочь…

Возле своей калитки сторожа не обнаружил (хороши у Карла служаки!) и спокойно проник во двор. Не зажигая свет, добрался до постели, провалился в глубокий сон.

Утром проснулся слишком рано, похозяйничал на кухне, почитал и прибыл к Карлу в назначенное время.

Ри, как всегда, восседала за своим сверкающим столиком и была подчеркнуто любезна. Вот и прекрасно. Взаимоотношения определились всерьез и надолго.

Карл вышел в приемную и велел следовать за собой. На ходу он сказал:

— Не вздумай какие-нибудь штучки… я защищен со всех сторон.

— Что вы, господин Карл… — только и сумел я ответить.

— Знаю я вашего брата, — бросил он.

Здесь же, на третьем этаже, Карл свернул в кабинет без номера, который оказался своеобразной гардеробной. На вешалках вдоль стены красовалась самая разнообразная одежда — всех фасонов и назначений: сапоги кирзовые, сапоги резиновые, сапоги из тонкой кожи; оранжевые полусапожки с боковыми застежками; простые и меховые ботинки; туфли, туфли, туфли…

Карл облачился в кожаное пальто с пушистым белым воротником, натянул желтые сапоги с загнутыми носами, извлек откуда-то кожаный шлем. Воротниковая опушка делала его похожим на хищного грифа…

— Выбирай, Чек, — просипел гриф, — и возьми на заметку; сам господин Карл дарует со своего плеча. — Заметив мое недоумение, объяснил: — Там холодно, одевайся теплей.

Долго я не копался. Взял меховую шапку, теплое пальто с воротником и натянул сапоги. Карл, терпеливо пронаблюдав за моим одеванием, коротко бросил: «Идем».

В комнате, за вешалками, оказалась еще одна дверь. Карл толкнул ее ногой, и мы вышли на лестничную площадку. Ступеньки круто взбегали вверх. «На крышу», — догадался я.

Да, на плоскую и ровную крышу, которая служила сейчас площадкой для геликоптера. Небольшая железная стрекоза, свесив винтовые крылья, сутулилась поодаль и ожидала нас. Наверху было действительно холодно, дул несильный, но ледяной ветер, и я почувствовал, как мои щеки задубели.

Мы с Карлом заняли места позади пилота, и тот включил двигатель. Где-то над головой зашуршал винт, и мы бесшумно взмыли над городом. Во все глаза я смотрел сквозь прозрачные стенки вниз, на город, пытаясь определить в пересечении улиц знакомые черты. Парк и знаменитый карловский особняк остались позади, и я узнал только, кажется, господина Крома и улицу, на которой не раз бывал…