Андрей Ездаков - Время драконов

Олег сунул Виктору небольшой фонарик и сказал: "Бегите до конца, там выход в канализацию, дверь откроется легко".

- Давайте с нами, - предложил Виктор.

- Нет. Это моя фирма и я никому не позволю шастать по ней. Даже СБ'шникам.

- Это они?

- Да. Черт, не доглядел двурушника в своем хозяйстве, теперь расплачиваюсь.

Михнев понял, что речь идет о втором биологе. Он отдал фонарик Васильевичу и пропустил группу вперед. На пороге, кивком, попрощался с директором.

- Вы уж там прижучьте эту заразу и от нас тоже, - попросил тот и закрыл дверь.

Михнев побежал за своими, а в душе у него нарастал жгучий стыд. Ведь он точно знал, что не сможет исполнить последнюю просьбу этого человека.

22. 08:00, воскресенье - время драконов ...

Темная ночь опустилась на город. Возможно последняя ночь, еще кое-где освещаемая электрическими огнями. Зеленоград погрузился в почти беспроглядную мглу. Лишь далеко на юге над столицей поднималось зарево. Виктор не мог понять, то ли это пока еще не совсем отключенное электрическое освещение, то ли зарево пожаров.

Последнее было более вероятно, поскольку весь вечер с той стороны доносились звуки канонады. Москва не хотела сдаваться "Монолиту" без боя. Андрей Владимирович и иже с ним пытались организовать последний рубеж обороны, но это было бесполезно. Михнев не сомневался, что в стане "комитетчиков" хватает инфицированных людей и не сейчас, так по утру они расправятся со своими коллегами.

Однако здесь в чьей-то брошенной квартире, без света и воды, ему нужно было думать о другом, вернее, о других. То есть о своих "бомбах замедленного действия" - Вике и Алексее. А тут еще Маша.

Виктор покачал головой: неисповедима женская душа.

Когда они впятером выбрались из канализации и спрятались в подъезде ближайшего двадцатичетырехэтажного дома, непосвященные в детали спутники потребовали от них с Галкиным подробного отчета о происходящем. Михнев, не таясь, рассказал все: и то, что он, Вика и Алексей заражены; и то, что инфекция может передаваться не только через кровь, но и, в некоторых случаях, в результате контакта через кожу; и то, что им удалось найти средство для борьбы с ней, но оказалось, что "лекарство" страшнее "болезни" и убивает быстрее. Поведал и о той огромной скорости, с которой распространяется "Монолит".

После этого Михнев попросил у Маши и Ивана Васильевича прощения за то, что втянул их в эту историю и предложил уходить лесами на восток. Возможно, там удастся отсидеться или примкнуть к какой-нибудь группе и разработать другое, не термическое средство борьбы с вирусом.

Оба отказались. Завхоз задумчиво сказал: "Староват я, по лесам бегать. Да и не уйдешь от судьбы. Не зря, видать, свела с вами. Останусь до конца, а там будь что будет".

То, что сделала Маша, поразило Виктора до глубины души. Девушка подошла к нему, обняла и буквально впилась в губы долгим, глубоким поцелуем. А когда он все-таки отстранил ее, напоследок, больно до крови куснула за губу.

Все ошалело смотрели на "новообращенную" и молчали, а он, хлопая глазами и автоматически зализывая прокушенную губу, пробормотал: "Ты что? Зачем? Ведь теперь наверняка же заразилась. Машенька, ну что ты наделала?"

Она улыбнулась Михневу теплой и мягкой улыбкой, взяла его за руку и ответила: "Все-таки ты совсем глупый. Я просто люблю тебя. Очень люблю. И хочу быть с тобой до конца. Всегда".

Вспоминая это, Виктор снова вздохнул. Он знал, что любовь заставляет людей порой делать большие глупости, но не такие же!

Сам он, похоже, был лишен способности любить так глубоко и сильно. Не дано ему было такое умение от природы. Также как не всякий может взять высоту в два с половиной метра, сочинить замечательную мелодию или доказать теорему, так и далеко не каждый способен испытывать восторг искренней, безбрежной любви и дружбы. И хотя многие люди были симпатичны Михневу, а некоторые даже очень, но до высот самопожертвования в области чувств он подниматься не умел. Холодный разум превалировал в нем всегда.

Поэтому случившееся поразило его. Рассудок начинал "буксовать", поскольку никакой логики в поступке всеми любимой, домашней девочки из профессорской семьи коренных москвичей, и, притом, единственной дочери, не было.

Одно было очевидно. Теперь рядом с ним были три потенциальные части "Монолита" и, похоже, у двоих из них уже начался процесс формирования внутриклеточных структур, которые удалось выявить в лаборатории. Да и сам Виктор ощущал некий дискомфорт в сознании. На привычные образы накладывалось нечто чуждое, впрочем, тоже уже знакомое. Но он-то умел с этим бороться, а у его спутников такой возможности не было.