- Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я не с потерпевшего крушение корабля.
Услышав мое заявление, жрица остановилась, не успев обогнуть колодец, и отпрянула назад, глядя на меня с немым вопросом.
Пора было открыть карты.
- Ты хорошо служила опресню. Я верю, что ты гордишься своей судьбой, но я также знаю, что порой тебе хочется быть обычной женщиной. Жить, как другие, с мужем, родить детей…
- Откуда ты? - прошептала она, широко раскрыв глаза, блестевшие в мерцающем свете.
Я положила факел на пол и, расстегнув куртку, показала ей свою грудь.
- Я такая же, как ты. Я здесь - и я жива. Ветер выбрал меня твоей преемницей. - Я не сомневалась, что сумею справиться с людьми, которые управляли жрицей. Как только я приду к власти, они у меня по струночке будут ходить. - Ты свободна! - добавила я с улыбкой.
- Нет! Это какой-то дешевый трюк!
Ее вожделение ко мне пропало напрочь, теперь жрица была охвачена гневом. Я предвидела это.
- Мы знали, что ты так просто не поверишь. И хорошо - ты избранная, а значит, не можешь быть слишком наивной. Хочешь, ядокажу тебе, что говорю правду?'
Она надменно кивнула.
- Хорошо. Сейчас мы увидим знамение.
Если знамения не будет, решила я, мне придется просто убить ее, а потом дождаться утра, когда придут жрецы. Однако, боюсь, у меня не хватило бы духу. Я надеялась лишь на то, что действие одного из опресней вызовет ответную реакцию у всех других в округе радиусом в сотню километров.
Долго ждать не пришлось. Пол под ногами начал подрагивать. Жрица вскрикнула и отпрянула от колодца. Хотя я ожидала чего-то подобного, я сама перепугалась до смерти. Ветры непредсказуемы.
Неожиданно весь опреснь резко содрогнулся. Снаружи поднялся ветер. Мы слышали, как трещат сучья и трепещет листва. Над часовым шпилем, который виднелся через отверстие, засиял белый ореол.
- Перестань, прошу тебя! - крикнула жрица. - Я верю!
- Хорошо, - отозвалась я, хотя понятия не имела, как все это прекратить.
И тут дверь закрылась.
Мы со жрицей как по команде рванулись к двери. Я размахивала факелом, словно это был талисман, способный заставить ее открыться. Казалось, там вовсе не было никакой двери - ее выдавала лишь принесенная ветром веточка, застрявшая в проеме. Мы переглянулись. Жрица наконец поняла, что власти над опреснем у меня не больше, чем у нее самой.
Колонна посреди помещения вдруг провалилась, оставив черную дыру. Пол опресня превратился в воронку. Ухватиться было не за что. Жрица с пронзительным воплем покатилась в бездну. Я последовала за ней.
Очнулась я на дне колодца диаметром метра три. Верх его терялся во мгле. Дно было изогнутым, из такой же скользкой белой субстанции, что и наверху, только мягкой. Вокруг меня на стенах колодца появлялись и пропадали странные образы, похожие на движущиеся фрески.
Я плакала и старалась не смотреть на них, пряча лицо в ладонях, но чего я боялась - не знаю. В конце концов я заставила себя открыть глаза и посмотреть хотя бы наверх: а вдруг что-нибудь свалится на меня оттуда? Я воображала всяческие ужасы: гигантские поршни, поток воды или же чудовищные руки, которые загребут меня. Но ничего не происходило, если не считать смены панно на стенах. Не удержавшись, я все-таки взглянула на них.
И застыла, словно загипнотизированная. Передо мной разворачивался каталог планеты в пиктограммах. Изображения тысяч вещей приближались и уплывали вдаль. Все эти образы неудержимым вихрем стремились к какому-то апокалиптическому завершению. От непрерывного мелькания и мерцающего света у меня закружилась голова. Я выбросила руку вперед и крикнула:
- Хватит!
Моя ладонь наткнулась на стену. Картинка, до которой я дотронулась, как по волшебству, застыла на месте. Остальные продолжали вращаться вокруг этого неожиданно возникшего островка.
Я отдернула руку. Пиктограмма осталась неподвижной.
Видела ли жрица то, что видела я? Может, именно таким образом опреснь избирал себе посредниц? Я без труда могла представить, как эти женщины, съежившись от страха, глядели непонимающими глазами на мелькание образов - чтобы потом, возможно, попасть на растерзание ждущей снаружи толпе. Обитатели деревни наверняка требовали объяснить, что значили эти картины. Все равно как если бы тебе дали книгу на незнакомом языке - и под угрозой смерти потребовали рассказать, что там написано.
Быть может, ни у одной из этих женщин не хватило смелости или злости, чтобы попытаться дотронуться до образов. В таком случае они так и не узнали, что могут их остановить или,, как я очень скоро обнаружила, передвигать.
Читать дальше