Иван Сибирцев - Сокровища Кряжа Подлунного

— Не я переиграл вас, Янус, — возразил Ларин. — Советская земля разверзлась у вас под ногами, советские люди стеной встали на вашем волчьем пути, в Советском государстве вы оказались в мертвом для вас безвоздушном пространстве.

Прошло еще две недели. Теплая июльская ночь опустилась над Крутогорской котловиной. Мириады звезд сплелись в причудливо светящемся хороводе на плюшевом фиолетовом небе. Легкой прохладой потянуло с невидимых во мгле горных вершин, угомонились птичьи стаи в уснувшей тайге, тишина разлилась в напоенном ароматом цветения буйного разнотравья воздухе, тишина опустилась на городские проспекты и площади.

Непривычная тишина воцарилась в эту теплую ночь и на площадке строительства Крутогорской термоядерной электростанции.

Днем здесь шли последние приготовления к пуску. Разбирали и грузили в машины ставшие уже ненужными ажурные металлические тела кранов, штабели неиспользованных солнцелитовых блоков, специальные комбайны очищали площадку от мусора. Не всякая хозяйка, даже в праздничный день, добивается в своей квартире такой чистоты, какая была наведена строителями на территории будущей станции. Разноцветные пластмассовые плиты, устилавшие площадку, слегка смочили водой и теперь казалось, что поднимавшееся к облакам, гигантское серебристое кольцо реактора покоится на причудливом мозаичном полу.

Наибольшее оживление царило в хрустальном кубе здания Центрального диспетчерского пульта. Здесь под руководством Игоря Стогова и Ронского, которые стали в эти дни неразлучными, инженеры вели последнее опробование приборов управления и контрольной аппаратуры.

Все эти дни помолодевший, словно бы сбросивший со своих плеч добрые два десятка лет, профессор Стогов и Булавин, который буквально светился предчувствием близкой огромной радости, не знали отдыха. Они стремились побывать всюду, все увидеть и проверить собственными глазами.

И Стогов, и Булавин понимали, что пуск их детища явится не только величайшим триумфом советской науки, но откроет новый этап и в развитии всей мировой науки. Понимали они и то, что малейшая оплошность, недогляд могут погубить, скомпрометировать великое научное открытие.

Но сколь ни придирчивы были ученые, даже их требовательный глаз не находил неполадок. В этом небывалом на земле сооружении в чудесном синтезе слились воедино творческий порыв ученых, изобретательность и смелость инженеров, вдохновенное мастерство советских наследников легендарных русских умельцев прошлого.

— Спасибо, Федор Федорович, спасибо, — наперебой твердили Тихонову Булавин и Стогов.

— Меня-то за что благодарить, — устало отказывался сбившийся с ног Тихонов, — вы поблагодарите Лукина, Ванина — какие толковые инженеры, или вон Строганова благодарите, за пятерых работал старик. На таких стройка стоит. А я тут меньше всего сделал.

— Им всем: и Лукину, и Строганову, и всем этим безусым комсомольцам, что станцию строили, мы с Виктором Васильевичем земным поклоном поклонимся вместе со всем народом, — заверил Стогов, — но вам, Федор Федорович, особое спасибо.

— Ладно, чего уж там, — смеялся Тихонов, — должность такая — одно слово, строители.

И вот, наконец, наступил вечер последнего предпускового дня, последний вечер, когда над Крутогорской котловиной закатилось солнце. На площадке умолкло лязганье ключей монтажников, отошли последние грузовики, стихли песни и смех людей. Опустели просторные залы здания Центрального пульта. Стогов по совету Булавина и Тихонова спустился в специально оборудованную комнату, чтобы хоть с часок отдохнуть перед торжественным пуском станции.

Профессор разделся, лег в постель, с наслаждением ощутил прикосновение к своей разгоряченной коже прохладных простынь. Несколько минут он лежал неподвижно, отдаваясь охватившему все его тело покою. Но вот где-то в глубине мозга шевельнулась мысль: «Осталось несколько часов до пуска». И точно разбуженные этой мыслью зашевелились, зароились воспоминания.

Босоногое детство на поросших жидкой травкой улицах тихого и грязного сибирского городка. Отец, даже облик которого не сохранился в памяти, старый подпольщик, замученный колчаковскими карателями в красноярской тюрьме. Рано состарившаяся от горя мать. Работа в депо за станком, у которого когда-то стоял отец. Неутолимая жажда знаний и, наконец, институт в Москве. Первая самостоятельная научная работа. Диссертация, которая готовилась как кандидатская, и неожиданно была признана достойной докторской степени.