Я замолчал, подавленный кошмаром этих ужасных воспоминаний. Я не могу предаваться им без глубокого волнения. Рассказывая Тени об этой печальной поре моей жизни, припомнив горе отца, его страдания, тяжесть его последних минут, отчаяние, выражавшееся на его измученном лице при последних приступах недуга, я утратил самообладание и почувствовал, что глаза мои полны слезами. Желая скрыть волнение, я оперся локтями на колени и закрыл руками лицо. Возможно, что тому странному состоянию, которое теперь мне свойственно во сне и не может быть названо ни радостью, ни горем, присуща особая чувствительность; но должен сказать вам, что никогда не бывал так растроган воспоминаниями о печальном закате дней моего отца. Я не испытывал никакого горя при мысли о собственных неудачах; но память о страданиях родителей меня терзала. Я не мог говорить; сдерживаемые рыдания душили меня. Несколько минут я просидел, закрыв лицо, глотая слезы, стараясь победить волнение; но это мне не удавалось.
Вдруг я почувствовал, что две теплых, милых руки медленно отнимают мои руки от лица; я поднял голову и, сквозь влажный туман, застилавший мне глаза, увидел Тень передо мной на коленях: она взяла мои руки и, нежно сжимая их, говорила с бесконечной мягкостью:
— Не плачьте! — Между тем, ее собственные глаза были мокры от слез; но сквозь них сиял ее взор, такой милый, такой благосклонный, такой сострадательный, что я почувствовал, как сердце растет у меня в груди. Сам не зная о чем и как будто находя в слезах удовольствие, я зарыдал и проснулся: я действительно плакал, как дитя.
Следующая ночь опять провела меня в голубую комнату; Тень была уже налицо; молодая девушка спала на постели с тем же восковым видом и съеженным телом, так поразившим меня, когда я увидел это зрелище в первый раз. Но я не думал о молодой девушке; я пошел к Тени, которая сидела у камина; она протянула мне руку и пожатие ее смутило меня. В нем не было ничего, а вместе с тем было многое. Хотя наше рукопожатие продолжалось только одно мгновение, но его было достаточно, чтобы передать целый мир впечатлений.
— Вы внезапно исчезли вчера, господин Леир, в самый интересный момент вашей биографии.
Мне показалось, что розовый свет освещал ее улыбающееся лицо, когда она произносила эти слова.
— Я сгораю желанием узнать конец вашей истории.
— Продолжение весьма ординарно, — сказал я. — Когда мой отец умер, я только что сдал бакалаврский экзамен. Я рано понял, что мне необходимо работать. Один друг моей семьи, профессор естественного факультета, взял меня к себе и выказал много доброты и заботливости. Ему удалось дать мне маленькое местечко в своей лаборатории; я достал несколько уроков и всего добывал около 150 франков в месяц: на них я содержал мою мать. Я много трудился, уверяю вас, — сказал я Тени.
Я опять увидел в милых глазах тот же взгляд, добрый, сочувственный и нежный. Этот взгляд подкрепил меня, и очевидный интерес, с которым Тень относилась к рассказу, дал мне храбрость продолжать.
— Жить было можно, — без сомнения, трудно, но можно, — сказал я. — Мне удалось выдержать магистерский экзамен. Я достиг того, что сделался главным заведующим в лаборатории Дюрье.
— Какого Дюрье? Директора лаборатории по виноделию?
— Того самого. Что же сказать вам еще? Я написал несколько сочинений, которые, благодаря моему учителю, были одобрены более, чем по достоинству. Я с успехом выдержал докторский экзамен и, может быть, когда-нибудь стану профессором в университете.
— В этом заключается ваше честолюбие?
— Да.
Тень задумалась. Я не решался прервать ее размышлений, так как мне слишком приятно было на нее смотреть. Она была все в той же одежде: ее белая шея была открыта, и у самого начала ее, налево, я заметил черное пятнышко, точно нарочно тут помещенное, чтобы оттенить белизну кожи. Широкие рукава кончались на локте и выказывали прелестные руки, округлые запястья и очень маленькие кисти с тонкими пальцами. Мне видны были тонкие ножки с узкими удлиненными ступнями в голубых шелковых чулках и в маленьких атласных туфлях. Я любовался и тонкой круглой талией, красивыми очертаниями бедер, грудью, которая гармонично-выпуклой линией обозначалась под слегка вырезанным корсажем. Но если фигура была так красива, то что сказать вам про лицо? Представьте себе овальное личико, прямой и тонкий носик с маленькими, тонкими, узкими ноздрями, точно перламутровыми, крошечный рот, пухлые губы, превосходные зубы, волосы светло-каштанового цвета и глаза. Никогда, доктор, я не видывал глаз таких прозрачных, таких глубоких, таких кротких! Мне кажется, что я никогда не устану любоваться их ясным взором.
Читать дальше