Светлана Бондаренко: Неизвестные Стругацкие. От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты

„Легенда“ Румера по поводу самоубийства (взрыва) Дэнни Ли: в черновике — фермер со взрывчаткой, позже — работяга-взрывник.

На обеде у Гейгера Кацман замечает, что „у Манджуро за обедом водку подают“. В черновике — не у Манджуро, а у Румера.

В разговоре о писателях (почему их нет в Городе), Изя замечает: „Воображаю, как они расправятся с твоим Румером!“ В черновике более конкретно: „Воображаю, что бы какой-нибудь Салтыков-Щедрин сделал с твоим Румером!“

Полковник, сокрушаясь по поводу плохой готовности солдат (когда объявили боевую тревогу после взрыва у Президентского дворца), говорит: „Такого я не видывал, даже когда дрессировал этих чернозадых в Уганде!..“ В черновике вместо „в Уганде“ — „в Рас-аль-Хайме [3] Рас-аль-Хайм (Ras Al Khaimanп) — столица одноименного эмирата, в наше время это один из семи Объединенных Арабских Эмиратов, самый северный, расположен на границе с Оманом. — В. Д. “.

Во время разведки Андрей обращает внимание, что „Изя шел теперь рядом с Паком, махал у него перед носом схемой и кричал что-то про масштаб“. В черновике все яснее: „…кричал, что масштаб на ней не соблюден“.

После того как Воронин увидел проходившую статую, он обсуждает это с Изей:

— Ты мне вчера дневник читал… <���…> Ну, этого… который повесился…

— Да?

— Вот тебе и да!

В черновике вместо последней реплики идет: „Похоже, что он был не сумасшедший“.

Есть и казусы. К примеру, Амалия, в то время секретарша в газете, приносит Изе Кацману пирожки в пластикатовом пакете. Пластикатовый — в черновике. Потом Авторы правят его на полиэтиленовый. Но дальше по тексту, уже в конце романа, Андрей вспоминает время, проведенное в Хрустальном Дворце, и как Изя там запаял экземпляры „Путеводителя по бредовому миру“ „в конверты из странного прозрачного и очень прочного материала под названием „полиэтиленовая пленка““. Получается, что ранее, видя пирожки у Изи в полиэтиленовом пакете, Воронин не удивлялся, а позже — как бы увидел в первый раз. Поэтому в ряде публикаций ГО (до замеченной Авторами ошибки) пирожки приносят в полиэтиленовом, а в других изданиях — в бумажном промасленном пакете.

Финал пребывания Воронина в Городе был описан Авторами несколько по-другому, более поэтически, но менее информативно:

И они сошлись, и остановились в десяти шагах друг от друга, — два рослых, неимоверно ободранных и изможденных человека, до глаз заросших нечистыми встрепанными бородами, и оба держали руку на пистолете, и оба уже спустили предохранитель, и они глядели друг другу в глаза, пытаясь угадать, что будет дальше, и не узнавали друг друга, и так и не успели узнать.

Потому что погасло солнце.

О разнице в цене дерьма Ван говорит: „Это — в Сычуани, а в Цзянси, например, цены доходили…“ Сначала Авторы словами Воронина поясняют читателю: „Ну да, — пробормотал он. — Это же в Китае…“, затем убирают эту реплику. Ван же, продолжая рассказ, сообщает о том, что сегодняшних цен он не знает, так как „после революции я не жил в деревне“. „После революции“ Авторы изменяют на „последнее время“ — более размыто, неконкретно.

Первое появление в романе Сельмы сопровождается крепким запахом „духов, помады и еще какой-то парфюмерии“. Помада из перечня убирается. Может быть, потому что Андрею, комсомольцу пятидесятых, не свойственно было отличать запах духов от помады?

В биографии полковника Маки, которую рассказывает Кэнси, есть такой эпизод: „…два года просидел в Берлине“. В черновике Кэнси более точен: „…по долгу службы два года просидел в Берлине“.

„У Кэнси же кобура на боку, что он в ней — сигареты носит?“ — возмущается Андрей. „Бутерброды“, — отвечает Дональд. И это выглядит то ли шуткой, то ли правдой. В черновике вставлены две поясняющие реплики: „Вы шутите?“ — „Нет. В ночных дежурствах Кэнси носит в кобуре бутерброды, днем она у него пустая“.

Негр Сильва, когда Изя шутливо называет его тонтон-макутом, „строил страшные рожи, делал вид, что палит из автомата“. В черновике он еще и „изображал пальцами очки“.

Во время паники в мэрии (нашествие павианов) Воронин жалеет, что „обеспечить кого-нибудь обмундированием второго срока — не может“. В черновике интересная подробность: „…второго или, на худой конец, хотя бы третьего…“ Там же, когда постепенно налаживается порядок, описываются слышимые Андреем шумы: „…голоса становились все громче, все увереннее“. В черновике это описание более конкретно: „…голоса становились все громче, тон их становился все увереннее…“ Тогда же Андрей видит своего бывшего сослуживца и пытается выяснить у него, что делать, прижав его к стене, чтобы тот не убежал. Чиновник делает „слабые попытки вырваться“. В черновике более зрелищно и узнаваемо: „слабые конвульсивные попытки вырваться“.