Владимир Фильчаков - Причина жизни

За спиной у меня бесшумно возник дворецкий:

— С вашего позволения я представлю вам гостей. Госпожа Мария (это про Яору-то!). Господин Валентин (тот, который вонзал в меня нож). Господин Александр (это один из конвоиров). Господин Павел. Господа, позвольте представить вам господина Владимира.

Мы церемонно раскланялись.

— Значит, все вы гости, — сказал я. — А где же хозяева?

Мне никто не ответил. Не слишком словоохотливые собеседники. Я посмотрел на Я ору — Марию. Та ничем не показала, что знает меня больше, чем просто по имени.

Бесшумные слуги подали новое блюдо. Сдается мне, это были устрицы в вине. Вот чего никогда не ел, так это устриц. В вине. Без вина, впрочем, тоже. Куча всяких вилок возле тарелки. Какой из них пользоваться? Издержки совкового воспитания. Господа за столом довольно ловко управлялись с устрицами, и скоро и я научился этому искусству, подражая им. Честно говоря, устрицы мне не очень понравились. Могли быть и лучше.

Молчание за столом меня угнетало, и я сделал вторую попытку завязать разговор:

— Может быть, господа все же соизволят сказать мне, где хозяева этого дома?

Господа не соизволили. Я отодвинул вазочку с мороженым и сказал:

— Дорогие друзья, вы совершенные невежи! Поверьте, я никогда еще не встречал столь плохо воспитанных людей. Да полноте, господа ли вы? Вы, скорее всего — товарищи. Дворецкий!

— Да, сэр?

— Впредь подавайте еду мне в комнату. Я не желаю делить трапезу с этими людьми.

— Слушаю, сэр.

Я встал и окинул взглядом стол. Моя речь не произвела никакого впечатления. То есть, решительно никакого, словно все, что я только что сказал, я сказал самому себе, мысленно. Я невежливо хмыкнул и отправился к себе, недовольный собой. Я вел себя по-дурацки. Не следовало этого говорить, совсем не следовало.

Я скинул пиджак, подошел к зеркалу и стал себя разглядывать. Занимался этим я довольно долго, корчил рожи, отражение послушно корчило рожи в ответ. Потом вдруг появилось такое чувство, что что-то здесь не так. Долго я не мог понять, в чем дело, даже отходил от зеркала, бродил по комнате, благо размеры ее позволяли бродить по ней, не слишком утруждая себя поворотами. Потом вдруг понял, что именно было не так — зеркало. Всегда вроде бы оно было мутноватым, тусклым, а сейчас стекла не было видно, словно оно стало таким чистым, что почти исчезло. Или не почти? Я протянул руку, коснулся стекла и поразился — оно оказалось теплым. Словно я прикоснулся не к стеклу, а к руке другого человека. И тут произошло невероятное — изображение начало отставать от меня! Сначала совсем чуть-чуть, потом все больше и больше. Наконец оно сухо сплюнуло в сторону и сказало:

— Ну, чего уставился?

— Да так… — только и нашел что сказать я.

— Ты никогда не думал, что в Зазеркалье не дает попасть не стекло, а Тот, Кто Отражается В Зеркале? Он-то тоже хочет попасть в свое Зазеркалье. Принеси стул.

— Что?

— Стул, говорю, принеси. Я сесть хочу. Я тупо повиновался на ватных ногах. Сели.

— Ну? — сказало отражение.

— Что, ну?

— Я говорю, хочешь попасть в Зазеркалье?

— Зачем?

— Ну вот. Как зачем? Зазеркалье же! За-зер-каль-е. Разве не интересно?

— Интересно.

— Ну так давай, лезь.

— Куда?!

— Бог мой, сюда, куда же еще?

— А ты не будешь мешать?

— Постараюсь. Попробуй.

Я медленно встал. Отражение осталось сидеть. Было от чего свихнуться! Я подошел, протянул руку. Стекла не было!

— Смелее, смелее, — подбодрило отражение.

Теперь зеркало было не зеркалом, а дверью в другую комнату, как две капли воды похожую на первую. И я шагнул за порог.

— Поздравляю, — сказало отражение, протягивая руку. — Никогда не хотел пожать руку самому себе?

— Хотел, — соврал я, пожимая руку. Ирреальное зрелище!

— Ладно, ты тут поброди, а я побуду с другой стороны. Для равновесия.

— Угу, — сказал я. И он вышел на ту сторону. Победно улыбнулся.

— Как давно я ждал этого!

— Чего этого?

— Того, что найдется болван, который поменяется со мной местами. — Он засмеялся, а у меня похолодело в животе, словно я наелся льда. Я бросился к зеркалу, но и он тоже метнулся навстречу, и в плоскости стекла мы столкнулись. Я пытался пересилить его, но тщетно.

— Не говорил ли я тебе, что в Зазеркалье не дает попасть не стекло, а Тот, Кто Отражается В Зеркале? — пропыхтел он.

— Пусти, — сказал я, вернее, хотел сказать.

— Не пущу. — Отозвался он и снова победно улыбнулся. А я вдруг непроизвольно повторил его улыбку!