Елена Сенявская: Первая заповедь

«Где бы ты ни был, что бы с тобой ни случилось, пока ты жив, пока бьется сердце, пока работает мозг, - помни о Земле, помни, что ты Человек. Всегда и везде будь Человеком».Первая заповедь звездолетчика.

Кен захлопнул Космическую Лоцию и небрежно бросил ее на матовое стекло тумбочки. Каждый уходящий в Пространство знал наизусть эту старую нудную книгу, сочиненную каким-то чудаком в то далекое время, когда люди Земли впервые вырвались за пределы родной планеты. Он, Кен, помнил каждое ее слово с тех пор, как мальчишкой впервые решил, что должен лететь к звездам. Тогда она не казалась ему слепленной из глупых, никому не нужных нотаций. Напротив! Он видел Звездную Книгу такой же загадочной и прекрасной, как зовущий его Млечный Путь. Он бредил звездами, не мог спокойно глядеть на них. И был удивлен, оскорблен даже, когда, сдав все нормы, пройдя самые сложные испытания, не нашел себя в списке принятых в Школу Звездных Проходчиков только потому, что на собеседовании честно ответил на последний вопрос, что «больше всего любит звезды». Тогда экзаменатор, прославленный командор Герд, уже вышедший в отставку, - его герой, его кумир! - сказал, глядя на Кена почти с сожалением: «К звездам может идти лишь тот, кто больше всего любит Землю. Когда поймешь и почувствуешь это, приходи».

Кен пришел через год. На этот раз он был умнее и отвечал, как следовало. Он очень боялся, что с ним опять будет говорить Герд, боялся его пронзительных, все понимающих глаз, но обошлось. Бывший командор уже не преподавал в Школе. Говорили, будто он полетел в отпуск на Марс к кому-то из друзей, да так и не вернулся. Там в то время набирали дальнюю экспедицию, и старик, конечно, не удержался. Улетел, никого не спросясь, а отказать ему капитан звездолета не посмел. И все было бы ничего, только экспедиция эта исчезла бесследно уже через полгода после вылета. Искали, конечно, и спасатели, и разведчики, но безуспешно. Пятнадцать человек экипажа и один пассажир были объявлены пропавшими без вести. А все знали, что пропавшие в космосе - это уже не живые.

Кен, естественно, погоревал о своем кумире и его товарищах по несчастью, но вскоре в напряженном учебном ритме совершенно забыл о них. И вот теперь, двадцать лет спустя, на борту Космолета Высшего Класса Дальней Разведки «КВКДР-15» штурман Кен внезапно вспомнил о погибшем командоре, листая от нечего делать Звездную Книгу. Вспомнил и усмехнулся. Сейчас он был так же знаменит, как когда-то Герд. И дома, после рейса, идя по улицам невесомо-упругим «профессиональным» шагом, чувствовал спиной, как его провожают восхищенные взгляды мальчишек. Вот и он был таким же - мечтателем… И, в отличие от многих, своего достиг. Но почему-то все чаще с годами стал задумываться, спрашивать себя: «Не ошибся ли в выборе?» И уходил в небо без прежней щемящей радости, так же равнодушно, как возвращался на Землю. Неужели был прав командор: «Тот, кто не любит Землю, не может любить звезды…»

«Штурмана к командиру», - раздался над головой ровный металлический голос. Кен с сожалением поднялся из глубокого кресла и направился в рубку управления: сегодня Поулу приспичило самому вести корабль.

– Ты звал меня, кэп? - спросил небрежно, едва переступив порог.

– Садись! - вместо ответа коротко приказал капитан, и штурман понял: дело серьезное. Резкий тон у Поула был признаком крайнего возбуждения. Уж он-то, Кен, отлично это знал. Все-таки одиннадцать лет вместе. Их даже считали друзьями. И на Земле, и в экипаже. Говорят, противоположности сходятся. А вот они не сошлись. Но сработались. И чувствовали настроение друг друга так же тонко, как малейшие отклонения в приборах. А дружба, в конце концов, не самое главное. Было бы уважение. Ну и звездное братство - это уже традиционно.

Кен быстро пробежал глазами по многочисленным экранам и схемам. Ничего особенного не заметил и, успокоившись, пожал плечами, насмешливо глядя на окаменевшую спину Поула.