Конечно, я мог бы встать и сказать: «Успокойтесь, милочка», или «Сядьте лучше и выпейте чего-нибудь», или хотя бы снять эту нежную ручку с моего нового костюма, но то ли под властью выпитого виски, то ли под властью ее бирюзовых глаз я позволяю ей признаваться мне в любви и держаться за мое плечо. Впрочем, она уже оставила в покое мое плечо и делает несколько шагов назад, к стойке микрофона, но вместо того, чтобы оставить его там, где ему место, продолжает:
Не знаю, быть ли нам двоим,
С рассветом уходя в печаль дневную.
Как о любви нам говорить «потом»,
Когда для нас двоих «потом» не будет,
Когда вся наша жизнь в одном «сейчас»?
После чего, как и следовало ожидать, снова идет рефрен, и дама уже направляет свой взор не на меня, а куда-то в глубину зала, где таится, может быть, ее судьба, или смерть, или какой-нибудь кельнер, вообще, таинственное и неразгаданное, а в зале с интонацией подавленного отчаяния разносится мелодичный настойчивый голос:
…Ведь это утро, призрачное утро,
Возможно, рассветет без нас с тобой.
Зал взрывается аплодисментами. В подобных случаях люди всегда охотно аплодируют, чтобы показать, что им не чуждо искусство чистое и возвышенное.
* * *
— Как спали, Питер? — любезно произносит Дрейк, когда, вызванный Алом, я являюсь в кабинет.
Бормочу что-то вроде «спасибо, хорошо» и жду, стоя посреди кабинета, потому что прекрасно понимаю: шеф вызвал меня не для того, чтобы поинтересоваться, выспался я или нет.
Однако он не торопится начинать деловую часть разговора, а встает и направляется к. бару на колесиках, который размещается между двумя креслами.
— Надеюсь, мисс Линда не слишком тревожила ваши сны? — спрашивает рыжий, беря бутылку «Балантайна».
— Нет, — признаюсь я. — Не имею слабости к вокалу.
— Вокал… Речь идет не о вокале, а о вокалистке. Хотя и песня, как там было — напрасно ждешь, что проснешься, потому что завтра будешь в морге, — не может не впечатлить… Я думал, что вы с Линдой понравитесь друг другу. Она с самомнением большой певицы, и вы с самомнением великого героя… Я думал, вы подойдете друг другу…
Наконец шеф вспоминает, зачем меня позвал:
— Необходимо подробнее обсудить ваш проект. На этот раз с Ларкиным.
— Почему именно с Ларкиным?
— А почему не с Ларкиным? — спрашивает чуть резче Дрейк.
— Ваше дело, — пожимаю плечами. — Но, если хотите, этот Ларкин смахивает на полицейского…
На красной физиономии Дрейка появляется нечто вроде улыбки:
— Это потому, что он и в самом деле полицейский. Правда, бывший. Его уволили за взятки и вообще за мелкие человеческие грешки. Но это не помешало ему поддерживать связи с полицией за океаном. И знать свое дело. Короче, он отвечает за отправку груза отсюда, да и на Востоке нам поможет. Так что операция невозможна без его участия. И без его одобрения.
Шеф умолкает. Затем неожиданно восклицает:
— Полицейский, да?! Кажется, вы, дружок, окажетесь умнее, чем я предполагал.
Он снова усаживается за письменный стол.
— Впрочем, поскольку Ларкин придет только перед обедом, займитесь пока еще одним делом. Пойдите — тут недалеко, через две улицы, в дом номер 36, поднимитесь на второй этаж и пройдите в ту дверь, где написано: «Холис-фото». Вот вам ключ. Если нужного человека там не будет, подождите.
— А кто это?
— Человек, который передаст вам письмо для меня. Не думайте, что я использую вас в качестве почтальона или, как бы вы выразились, слуги. Письмо секретное, и, кроме того, вы и впредь будете поддерживать связь с этим человеком. Так что возьмете письмо, закроете дверь и сразу сюда.
— Но вы ведь сами говорили, что мне опасно уходить с вашей улицы? — напоминаю я.
— Верно, вы же без паспорта, — соглашается Дрейк.
— У меня мог бы быть паспорт, если бы вы соблаговолили заглянуть в ящик стола, — произношу я.
— Вы и впрямь оказываетесь умнее, чем нужно, — вздыхает неф. — Хотя насчет ящика не угадали.
Он лениво направляется к сейфу, вделанному в стену за письменным столом, открывает его и достает мой документ.
— По-моему, виза давно просрочена…
— Давно, — кивает рыжий. — Но, кажется, кто-то ее продлил.
И он бросает мне паспорт через письменный стол.
* * *
Дом № 36 — мрачное здание весьма запущенного вида. Часть окон выбита, остальные., заколочены досками. Судя по всему, дом скоро снесут.
На одной из трех дверей второго этажа действительно есть надпись: «Холис-фото». Открываю дверь и проникаю в темную прихожую, а оттуда — в другое, тоже темное помещение, поскольку оба окна заколочены досками. Нащупываю выключатель, и сверху обрушивается масса света. Прямо передо Мной дверь, закрытая черной шторой, должно быть, вход в само фотоателье. Но эта подробность сейчас не интересует меня, поскольку все внимание — на человека, лежащего ничком на полу в луже крови.
Читать дальше