Виктор Пшеничников - Искатель. 1986. Выпуск №2

— Конечно, проспал, — сказал я, с трудом раздирая глаза.

— Так беги скорей.

— Бегущий одиночка смешон. Бегать надо вместе со всеми, или уж не бегать вовсе. — Когда хочется спать, все мы, как дети, впадаем в разглагольствования, стараясь оправдать свою лень.

— Как же ты?!

— Да уж как-нибудь

Я добрался до телефона, дозвонился Игорю, попросил его похлопотать перед начальством, чтобы дал мне сегодняшний день за свой счет, за счет отпуска, за будущую отработку или как угодно. Игорь сказал, чтобы я не беспокоился, и действительно перестал беспокоиться, потому что знал своего приятеля: если сказал — не подведет, и заперся в ванной, чтобы сначала под горячим, а потом под холодным душем окончательно прийти в себя.

Когда выключил воду, услышал голос Петра в коридоре, разговаривающего с матерью по телефону. Разговаривал он спокойно — как видно, Аня, подготовленная ночной беседой, вела себя нормально. Я вышел, отобрал у Петра трубку, затолкал его, полураздетого, в ванную, заявив, чтобы не смел в таком виде показываться Светке, ибо, как мужчина мужчине могу сказать — разлюбит. И когда, проделав все это, приложил трубку к уху, неожиданно для себя услышал всхлипывания.

— Алло, слушаю, — сказал я как можно спокойнее, зная, что Петр сейчас, пока не включил душ, все слышит.

— Как она могла?! — запричитала Аня. — Я с ней всегда по-родственному, а она…

— Все будет хорошо! — бодрым голосом сказал я.

— Что хорошо? О чем ты?

— Мы сейчас позавтракаем и приедем. Все вместе.

— Ты что, не слышишь меня?

— Прекрасно слышу.

— Что-то я тебя не понимаю…

— Что в больнице? — попытался я переменить тему.

— Врач сам звонил, сказал: все хорошо.

— Ну вот, я же говорил…

— Что ты говорил? Нет, я сейчас поеду и все ей выскажу, этой мерзавке. Чтобы не лезла в наши, семейные дела.

— Ты что, в самом деле собираешься?

— Я уже собралась. Стою одетая.

— Погоди, — испугался я за нее, — пойдем вместе.

Мне совсем не хотелось сейчас мчаться через весь город только для того, чтобы ввязаться в пустую, наверняка скандальную, женскую ссору. Я всегда робел перед женским натиском, избегал влезать в острые дискуссии, в которых участвовали женщины. Их алогичность в суждениях и взрывная эмоциональность обезоруживали меня. А то, что Зоя Марковна устроит именно такую сцену, я не сомневался. Куда ей было деваться? Не станет же выдавать тех, кто стоял за ее спиной, подговаривал на такое бессердечное дело. Было ясно как день, что не сама она, не в одиночку разработала этот дьявольский план. Слежка за мной и Аней, посылка в Ялту фотографа — все свидетельствовало о действиях целой группы, своего рода мафии, поставившей ясную цель — угробить, убрать директора института, освободить место для кого-то своего. А где действует мафия, там люди не болтают о ее планах, боятся. И секретарша будет бояться и, даже припертая к стенке, кинется в истерическую атаку, крикливо вывалит всю грязь, которую сама же и замешала. Сама вываляется в грязи, но и Аню выпачкает, и меня, конечно, как главного «прелюбодея». А заодно и Егора Ивановича. Никого не пожалеет. Расчет один: когда все будут выпачканы, тогда уж трудно будет разглядеть, кто на самом деле грязен, а кто чист.

Пока мы ехали да пока шли по коридорам института, пыл у моей Ани, как видно, поостыл. Она тихо вошла в приемную, скромно села на стул у дверей. А я демонстративно уселся в мягкое кресло, положил ногу на ногу, твердо намереваясь не вмешиваться в женский разговор, только слушать. Зоя Марковна вскочила, увидев нас, засуетилась, с трудом выбираясь из тесного пространства за столом.

— Здравствуйте, Анна Петровна! — затараторила она, будто и не было вчерашнего разговора. — Как здоровье Егора Ивановича?

— Не могу вас обрадовать, — холодно сказала Аня. — Ему лучше.

— Вот и хорошо, а мы-то беспокоимся…

Я поражался самообладанию Зои Марковны. Ей же прямо сказали, что не ей бы беспокоиться о здоровье Егора Ивановича, а она хоть бы ухом повела. Такой феномен был для меня в новость, и я с любопытством рассматривал Зою Марковну, сияющую в улыбке, выглядевшую искренне озабоченной.

— Больше, пожалуйста, прошу не беспокоиться! — выкрикнула Аня, и я побоялся, что она не выдержит, расплачется.

— Как же не беспокоиться, Анна Петровна? Это входит в мои обязанности — заботиться о душевном состоянии Егора Ивановича. Он мой шеф, а я его секретарша.

— Он не ваш и вы — не его. Семейные дела Егора Ивановича не входят в ваши обязанности.