Борис Воробьев - Искатель. 1987. Выпуск №3

И вот сейчас в словах председателя прозвучало то, что казалось Егору давно прошедшим и забытым.

Провожая Егора, председатель спросил:

— Ну а с волчицей чего надумал? Так и будешь держать?

— Отпущу, — сказал Егор. — Давно собрался, да все жалко, привык.

— Як чему спросил: сосед тут твой приходил, жаловался. Говорит, волчица слать не дает, воет. Да и скотина пугается. Не дело, Егор. Ты уж как-нибудь к одному концу давай.

— Да не воет она, Степаныч! Ну повыла и перестала. А Петьку распирает: как это так, у Егора волчица! Заявить надо!

— Да ничего он не заявлял, что он, Вышинский? Сказал, и все. Какие у вас там дела, сами разбирайтесь, я вам не судья, а с волчицей, Егор, решай. Не дело, говорю, держать ее дома. Мало ли что случиться может. Чего доброго, сорвется, искусает кого. Подсудное дело. Так что отпускай, не мешкай. Хотя, если узнают в районе, что отпустил, по головке не погладят. Волк ведь, вредитель.

Придя домой, Егор сказал жене, что вот она и дождалась своего, теперь он никакой не охотник, а с будущей недели начнет работать в колхозе.

Жена сначала не поверила, а потом, как Егор и думал, обрадовалась. Да и он сам чувствовал себя по-другому. Не радостнее, нет, а вроде бы спокойней, как будто что-то свалилось с души. Все стало определенным, и начинается новая жизнь. Завтра отпустит волчину, а с понедельника — на работу. Хоть куда. Хоть к Василию на конюшню, хоть в кузницу к Гошке. Лучше к нему. Василий ничего мужик, да больно командовать любит. Он и с лошадьми-то не по-лошадьи, а все командует. А Гошка, тот молчун, знай себе стучит молотком. У него сейчас работы навалом, к посевной надо и плуги отремонтировать, и бороны, и телеги, А помощник у Гошки не очень-то, мальчишка Пахомов. Парень смышленый, ничего не скажешь, да силенок еще маловато. А в кузнице, куда ни повернись, железо одно. Надо сказать председателю, чтобы к Гошке определил, втроем-то сподручней будет.

С этим согласилась и жена, и они, наговорившись, легли спать.

А утром, выйдя в сарай за дровами, Егор услышал за домом не то кашель, не то всхлипывания. Словно кто-то давился и стонал при этом. А кто мог давиться, если на огороде была только волчица?

Егор завернул за угол. Конура стояла на самом конце огорода, но он сразу увидел, что волчица катается по снегу, то выгибаясь дугой, то вытягиваясь в струнку.

Что это с ней? Не похоже, что просто захотелось поваляться, вон как скрючивает.

Почувствовав неладное, Егор побежал, соображая на ходу, что еще могло приключиться. Подавилась? Так он и не кормил ее сегодня, а вечером дал только кусок конины, он волчице на один зуб, не могла она им подавиться. Чем же тогда?

И только подбежав, Егор увидел, что дело совсем в другом. Волчицу рвало, ее сводили судороги, и она с мучительными стонами каталась по грязному снегу, не замечая ничего вокруг.

Егор все понял. Ему не раз приходилось видеть отравленных волков, их точно так же рвало и крутило от крысиного яда, которым обычно начинялась приманка. Волчица тоже съела что-то отравленное. Но что — разбираться в этом некогда, нужно было попробовать спасти волчицу, и Егор побежал обратно в дом.

Жена возилась у печки, на шестке стоял чугунок с горячей водой, и Егор, обжигая руки, схватил его и вылил воду в пустое ведро.

— Да ты что, Егор! — изумилась жена. — Почто воду-то вылил?

— Волчица отравилась, сожрала что-то!

Егор разбавил кипяток холодной водой, попробовал рукой и, схватив ведро, кинулся к двери.

— Помоги! — крикнул он жене.

Волчица, обессилев от приступов, лежала пластом. Из пасти у нее шла зеленая пена, помутневшие глаза смотрели в никуда. Дрожь волнами прокатывалась по ее телу, начинаясь от живота и подступая к горлу, и волчица хрипела, силясь вытолкнуть из себя душившую ее рвоту.

Перевернув волчицу на спину, Егор разжал ей пасть. Он не боялся, что волчица начнет вырываться, а тем более кусать, она находилась на той грани, когда осознание чего бы то ни было заслоняется близким смертным предчувствием.

— Лей! — велел Егор жене.

Вода с бульканием лилась волчице в глотку, она давилась, но глотала, и Егор следил лишь за тем, чтобы волчица и в самом деле не захлебнулась, подсказывая жене, когда надо лить, а когда обождать.

Через минуту вода хлынула из чрева волчицы назад, унося остатки съеденного, но Егор не успокоился и повторил промывание.

— Может, молока ей, Егор? — предложила жена.

— Неси, — согласился Егор, и когда жена принесла кринку, они влили в волчицу и молоко. Больше помочь ей было нечем, оставалось дожидаться, подействует промывание или яд проник глубоко и волчица все равно сдохнет. Оставлять ее на огороде было нельзя, и Егор перенес волчицу в дом и устроил в дальнем конце моста. Она была как неживая, но Егор все равно надел на нее цепь, потому что знал: жена будет бояться, если оставить волчицу просто так.