Юрий Пахомов - Искатель. 1987. Выпуск №6

Я усмехнулся. Подобная логика вполне приемлема для шайки мафиози, но не для гачига, живущих своими представлениями о мире.

Высоко над нами прошел «боинг», волоча за собой громоподобный звук. Трудно представить, что всего несколько дней назад я сидел в кресле такого же лайнера и вел светскую беседу с католическим священником из Найроби, потягивал джин с тоником.

Один этнограф из Дар-эс-Салама убеждал меня в том, что кочевники-масаи не верят, что самолеты — неживые существа. И что нередко в фюзеляже и крыльях легких спортивных самолетов находят наконечники отравленных стрел.

Через сорок минут лодка, спугнув стаю фламинго, мягко приткнулась к берегу в самом, казалось бы, неудачном месте — даже намека нет на тропинку.

Анугу жестом приказал следовать за ним. Он как бы весь подобрался, движения его стали пружинистыми, эластичными. Анугу взял только копье, ему и в голову, наверное, не пришло помочь Юсуфу. Я подхватил свой врачебный чемоданчик, взял было коробку с продуктами, но Юсуф укоризненно покачал головой: белый господин не может нести поклажу.

В сплошной стене тростника было пробито что-то вроде просеки. Щель в метр шириной. Идти пришлось по щиколотку в клейкой болотной жиже. Такого количества комаров и мошек я даже в тайге не видел. Облепили физиономию, лезли за воротник, в рот. Струя репеллента, что я выпустил из баллончика, эту кусачую тварь только ожесточила.

От духоты и усталости притупилось чувство опасности. Хорошо, Торото надоумил меня надеть высокие резиновые сапоги, Хоть и жарко, зато змея не цапнет. Ну а крокодилы нынче сторонятся людей — своя шкура дороже.

Мы выбрались на глинистый берег. Тропа стала приметнее. Сзади тяжело, с надрывом дышал Юсуф — ему приходилось тяжелее всех.

Наконец я не выдержал:

— Послушайте, долго нам еще тащиться?

Анугу ответил, не оборачиваясь:

— Мало, мало.

Я насторожился: выходит, он понимает по-английски? Или понимает, но не может говорить?

Озеро открылось неожиданно. Темное, неподвижное, точно подернутое пленкой. Справа по склону холма ярусами поднимались делянки маниока и сизаля, виднелись круглые, похожие на пчелиные ульи хижины, крытые камышом.

Анугу повернул ко мне улыбающееся лицо.

— Кабахингу.

Значит, это и есть деревня Кабахингу — самое крупное поселение гачига. Вид у деревни был нежилой: ни звука, ни дымка. И чем ближе мы подходили, тем настороженнее, мрачнее выглядели покинутые хижины. Горечью беды веяло от опустевшего загона для скота, разросшихся кустов живой изгороди — единственной защиты от хищников. Горьковато пахло погасшим костром. Гачига либо ушли, оставив деревню, либо лихорадка уже сделала свое черное дело.

Анугу остановился у крайней хижины и жестом приказал подождать. Юсуф с облегчением опустил на траву свою поклажу, лицо его лоснилось от пота.

— Ты ведь знаешь язык гачига, Юсуф? — спросил я его.

— Да, бвана.

— Будешь переводить.

— Нет, бвана. Я буду переводить с суахили. Зачем им знать, что мне известен язык гачига?

Ну, что ж, резонно. Может при случае пригодиться.

Я обратил внимание, что хижина, у которой мы остановились, отличается от всех остальных: она выше, просторнее. И круглый лаз в ней пошире. Жилища остальных гачига лепились поодаль, образуя круг, в центре которого был загон для скота, и в лучшем случае напоминали курятники. Гачига в отличие от масаев невысоки ростом. И потолки их хижин соответствующие. Мне при моем росте в такой «избушке» пришлось бы перемещаться на четвереньках.

Анугу приблизился к темному лазу и, почтительно поклонившись, несколько раз однообразно, как заклинание, повторил одну и ту же фразу, где среди незнакомых слов было и знакомое — Амабага.

Ага, значит, мы у жилища местного колдуна

Анугу в выжидательной позе застыл около «двери в апартаменты». Сценка мне почему-то напоминала процедуру отлова «черной вдовы» — самки тарантула. Делается это так: к длинной нитке прикрепляют шарик из клейкой смолы и опускают его в круглую норку паучихи. «Черная вдова» — особа нервная, с ходу всаживает свои хелицеры в вязкую массу и приклеивается. Остается ее только вытащить на свет божий. Ассоциацию с ловлей тарантулов, по-видимому, вызвала круглая дырка в хижине и лоснящаяся, черная спина Анугу.

Амабага появился минут через пять. Роста он был небольшого, но отлично сложен. Широкоплечий, с выпуклой грудью, с мощными ногами. Несмотря на устрашающую раскраску и, условно говоря, одежду: набедренная повязка, шкура леопарда, наброшенная на плечи, — в нем угадывался горожанин. И не только по дорогим японским часам на руке.