Баррингтон Бейли: Столпы вечности

Коротышка, помогавший Хеврону на допросе Мэйси, заговорил.

— Нет ли здесь моральных преград?

— А почему они должны возникнуть? — с презрением глянул на него Хеврон. — Кто вправе судить бога?

В другой части города (весьма похожей на Гондору, о которой Вооз размышлял несколькими мгновениями раньше) проходила менее людная встреча. Полковник службы Очистки прибыл на Шаунс не в форменной одежде, но сейчас облачился в нее; он чувствовал себя сильнее и увереннее в фуражке и блестящей униформе, черной с зеленым, перехваченной широким поясом.

Комната была тесная, с низким потолком, полностью экранированная от всех известных видов шпионских лучей. В каждом полицейском участке эконосферы такая имелась.

— Подтверждение получено, — сказал он трем агентам в гражданском. — Беглец здесь.

— Он здесь, полковник.

Агенты были крупного телосложения, лица их ничего не выражали. Их за это и выбрали: анонимная безликость позволяла сливаться с толпой. Полковник, впрочем, подозревал, что такие меры порою оказываются контрпродуктивны: если несколько агентов оказывались рядом, из них вопиющая ординарность так и лезла.

— Дело чрезвычайной важности, — сказал он. — Могу сказать, что у меня прямой приказ шефа. Орм передал, что Вооза необходимо ликвидировать. Не пытайтесь его задержать.

— В каждом случае могут возникнуть проблемы, полковник.

— Да… его трудно остановить. В Катундре это было бы проще. — Он хмыкнул. Полиция Катундры втайне контролировала сеть силового транспорта. Любого гражданина, взятого под наблюдение, можно было выдернуть прямо в камеру полицейского участка — или в камеру смертников, или даже заставить циркулировать по системе неопределенно долго, — как только тот ступал в транспортную будку.

— Но есть более простой способ, — продолжал он. — У этого Вооза опасная уязвимость. Он фактически на удаленном контроле: его корабль сохраняет в нем жизнь. Чтобы уничтожить Вооза, достаточно уничтожить его корабль, предпочтительно — когда двое отделены друг от друга…

Они говорили еще некоторое время, обсуждая планы и намечая время операции. На самом деле план захвата Вооза прорабатывали больше стандартного месяца, поскольку заранее было экстраполировано, что он направится к Шаунсу. Начальник сыскного ведомства Орм радостно поведал полковнику еще более захватывающую новость: на Шаунсе побывал с тайным визитом высокопоставленный гость, рангом не ниже правительственного министра, хотя Орм не имел права раскрывать его имя. Тем не менее он намеревался представить доклад Клике в полном составе, и тогда этой жутко важной шишке лучше будет объясниться начистоту… Раскрыв измену в высших эшелонах власти, начальник полиции Орм всегда получал особое наслаждение.

Вооз больше не сражался с призраками. Вероятно, в первый раз с того дня, когда он ступил на улицы города Теты в теле с новым, выпрямленным костяком, кремниевая начинка которого сулила великое будущее, — познал он меру счастья.

Они с Мэйси находились в комнате над рестораном, чуть поодаль главной торговой улицы бурлящего жизнью, напоенного цветочными ароматами города. Комната сама по себе была произведением искусства: стены изысканного желтого оттенка с фризом такого загадочного сюжета, что над ним добрую неделю можно размышлять; ковры и мебель такие мягкие и уютные, что навевают мысли о беззаботном детстве. Вечно переменчивые запахи придавали воздуху сладостную свежесть. Звуки, недоступные восприятию обычных людей без кремниевого костяка, стимулировали подсознание, как неустанная энергичная музыка.

Они отдохнули и готовились начать сызнова. Мэйси с улыбкой коснулась его голого плеча.

— Твое тело наделено качествами, — проговорила она, — которых нет больше ни у кого.

Он опустил взор на свое покрытое рубцами тело. Мэйси имела в виду не постоянную эрекцию: достичь подобного состояния хирургическим путем очень просто, это совсем не уникальное качество. Куда важнее для него, впрочем, была постоянная живость ума.

Страхи прошлого, конечно, никуда не исчезли, но теперь он ощущал в себе силы подвергнуться процедуре, которая бы стерла память о них, очистила душу. Однако решил воздержаться от подобного шага. Мэйси указала ему иной путь, к иной цели.

Он стремился теперь к наслаждению, равному пережитой боли! И ничего не мог с собой поделать, продолжая размышлять об этом в философских категориях. В колоде столпников важнейшим считался принцип правосудия, или равновесия. Если оно и вправду существует во Вселенной, значит, его агония должна уравновеситься положительным переживанием равной интенсивности, и отвратительные последствия будут компенсированы.