Хуан Мирамар - Секретный сотрудник

Ожидая, пока наполнится ванна (холодной водой – он где-то слышал, что кровь надо отмывать холодной водой, и сейчас его цепкая память профессионального переводчика услужливо подкинула ему нужную информацию), он умылся над раковиной, закрутил кран в ванне и пошел в комнату. Как раз в этот момент в дверь постучали. Думая, что это Ариель или Хосе, Кузниц крикнул:

– Открыто!

За дверью помолчали, потом незнакомый голос спросил по-английски:

– Можно войти?

Кузниц был в одних трусах, на которых темнели пятна крови, но голос за дверью был мужской, и, подумав: «Опять полицейские» – его уже три раза допрашивали, – он набросил на плечи рубашку и крикнул по-английски:

– Войдите! Открыто.

Вместе с потным турецким полицейским, который допрашивал его внизу, в вестибюле, на пороге возник плейбой из модного журнала и спросил, обдав Кузница запахом дорогого лосьона:

– Извините за беспокойство. Вы ведь Генри Козинец?

Полицейский, пришедший с ним, тут же вышел, закрыв за собой дверь, а плейбой махнул пластиковым удостоверением с фотографией, которую Кузниц, конечно же, не успел рассмотреть, и представился:

– Эйб Эджби, Отдел по борьбе с терроризмом.

– Я не Козинец, – сказал Кузниц, – моя фамилия Кузниц, Генрих Эдгарович Кузниц.

– Простите, – извинился плейбой, – эти трудные русские фамилии.

– Это немецкая фамилия, – поправил Кузниц, – фельдмаршал даже такой был немецкий – Райнер Кузниц в Первую мировую.

– Вот как? – плейбой изобразил легкое удивление, слегка подняв левую бровь и наклонив идеально причесанную голову. – Но вы ведь украинец?

– Я гражданин Украины, но предки у меня немецкие, – ответил Кузниц, – Украина многонациональная страна. – Его стал раздражать этот ликбез, и он добавил: – Вообще-то, меня уже ваши допрашивали несколько раз – вряд ли я смогу сказать вам что-то новое.

– Это не наши, это местная полиция, а я из международной организации, – сказал Эджби или как его там, не уточняя, что за международная организация, и, не дожидаясь приглашения, уселся на стул у столика с зеркалом, поддернув, чтобы не помялись, свои идеально отглаженные брюки.

Кузниц тоже сел на кровать и прикрыл полами рубашки заляпанные кровью трусы – не стоять же перед этим пижоном, как на допросе.

– И все же, – спросил он, – чего вы хотите? Я уже все рассказал полиции. В сущности, я ничем не могу вам помочь. Я как раз входил в отель, когда началась стрельба. Столкнулся на входе с израильтянкой. Мраморный пол был скользким от дождя, и мы не удержались на ногах – это и спасло нам жизнь. Потом, когда я поднялся, террористы уже скрылись, по крайней мере никто больше не стрелял, и я стал помогать переносить раненых. Вскоре появилась турецкая полиция и меня допросили. Вот и все, собственно. Стрелявших я успел заметить, когда лежал на полу, – двое парней, вроде молодых, в камуфляже, оба в масках. Они вскочили в джип почти на ходу и умчались. Джип военный, натовский с маленькими такими колесами – тут их много таких, в Турции.

– А откуда вы знаете, что эта женщина израильтянка? – спросил пижон и попросил разрешения закурить.

Вопрос был неожиданным, во всяком случае, турецкие полицейские об этом не спрашивали, и в глазах у этого международного гэбэшника вдруг появилось что-то такое совсем не пижонское, хотя закурил он тонкую пижонскую светло-коричневую сигарилью.

Кузниц встал с кровати и, запахивая полы рубашки («Как старая дева, захваченная врасплох неглиже», – усмехнулся он про себя), достал из куртки сигареты, опять уселся на кровать, закурил и только после этого ответил:

– Я видел их группу в гостинице вчера и сегодня утром за завтраком, а потом говорил с этой девушкой, уже после стрельбы. Вся их группа из Бер-Шевы.

– Вы говорите на иврите? – этот вопрос был тоже, мягко говоря, странным.

«Он, похоже, мной интересуется больше, чем террористами», – Кузниц начинал злиться.

– Они все по-английски говорят, – ответил он, стараясь сдерживаться, – а иврита я не знаю.

– А по-арабски вы говорите?

«Это уже ни в какие ворота не лезет! – возмутился Кузниц (естественно, про себя). – Скоро начнет спрашивать, где похоронен мой дедушка».

– Скажите, – спросил он, стараясь, чтобы в голосе как можно сильнее чувствовался сарказм, – вы тут террористический акт расследуете или вас моя скромная персона интересует? Вы что, думаете, я этот расстрел организовал или связан как-то с террористами? – Несмотря на все старания, в вопросе прозвучали чуть ли не истерические нотки, а не мужественный сарказм, как замышлялось.