Николай Науменко: Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса

Так, помаленьку, за зеркальной гранью начал складываться знакомый мир кулис. Взаимоотношения отражений с распорядителем и друг с другом были срисованы со взаимоотношений театрального персонала.

«Тружеников» я начал с нескольких отрывочных набросков из жизни зазеркалья. Потом наброски сложились, срослись, обрели последовательность. Честно сказать, я даже не знал, что произойдёт дальше, предоставив героям полную свободу.

Кстати, о героях. Мало того, что я по нашей с Белкой старой привычке призвал в их ряды друзей и знакомых, я им даже оставил поначалу настоящие имена и фамилии. Но потом, когда весёлое повествование внезапно обернулось какой-то жутковатой стороной, стало не по себе. Получалось, что я, подобно ненавидимым мною политикам, распоряжаюсь живыми людьми, явно вовлекая их в беду.

Срочно пришлось всех переименовать.

Замысел рассказа относится к временам доисторическим. Сам «принцип пьяницы» я извлёк из интереснейшей книги Смаллиана о парадоксах логики. На первом Малеевском семинаре (1982 г.) я, помнится, уже грозился эту историю написать. Однако немедленному претворению угрозы в жизнь кое-что препятствовало.

Выносить действие за рубеж или в условную страну не хотелось, а советская милиция была тогда недостаточно коррумпирована и не имела понятия о компьютерах. Главная же препона заключалась в том, что Белке замысел не приглянулся.

Тем не менее я потом довольно часто надоедал знакомым программистам, выпытывая, может ли вообще приключиться что-нибудь подобное. Программисты отвечали: может.

Наконец коррупция и компьютеризация захлестнули страну окончательно – и замысел быстро оброс выхваченными из жизни подробностями. Двадцать лет спустя.

Совместные наработки кончились. Всё, что мы когда-то придумывали вместе, – дописано. Конечно, я и по сю пору использую Белкины выражения и словечки, сохранившиеся в черновиках, в домашнем альбоме, в памяти, однако всё реже и реже.

Кстати, фраза из «Глушилки» (2003): «Пел «Очи чёрные», причём врал, как даже цыган не соврёт, продавая лошадь» – её.

Однажды на встрече с читателями кто-то заметил:

– Всё-таки вдвоём вы писали злее.

– Ну вот… А мне казалось, что добрее, – сказал я.

– Да и добрее тоже…

Мне уже не раз предлагали поработать в тандеме – сейчас это модно. Каждый раз честно отвечаю, что я фраер порченый и сочинять с кем-либо на пару просто не смогу. Не то чтобы хранил таким образом верность Белке («Вдова должна и гробу быть верна»), нет, дело в другом. Я – обломок бывшего соавторства. Пишу один, но школа была пройдена вдвоём – и от этого никуда уже не денешься.

Не берусь судить, насколько был прав читатель относительно того, злее или добрее стала наша проза, но, перечитывая написанное, я подчас не могу уловить разницы. Та же тематика, тот же язык, тот же «технический втуз», всё ещё копошащийся в подсознании. Кажется, наконец-то из всех возможных способов написания вещи я выбрал самый трудоёмкий. Говорят, примерно по такому принципу Чаплин снимал свои первые фильмы. Работал без сценария. Придумает сценку – отснимет, потом ещё одну придумает – отснимет. И так далее. В итоге посмотрит, что получилось, и вырежет к лешему первый эпизод. Тот самый, с которого всё началось.

Неделю я решался на то, чтобы отрезать начало повести «С нами бот». И ведь не каких-нибудь пару абзацев – полтора авторских листа. Жалко. Маялся, скулил. Наконец стиснул зубы и отстриг.

Потому что самое сильное средство воздействия на читателя – это сокращение.

Полиция (ивр.).

Колокольчик (ивр.).

Полицейский (ивр.).

Убила его (ивр.).

Плохие вещи (ивр.).

Я видел (ивр.).

Я тебя не понимаю (ивр.).

Похоронная компания в Израиле.

HV – holografic vision.