Раду Hор - Путь к звездам

Но это еще не значит, что я согласен с той скептической позицией, которую занял профессор Скарлат. Вы, вероятно, еще помните, что, когда началось построение главного искусственного спутника Земли, Гепты, так само, как при проектировании первых космических путешествий, профессор Скарлат всегда выражал сомнения. Но факты против него.

Вы знаете мое мнение в этом отношении. Я неоднократно высказывал его. Повторяю: надо смело идти навстречу новому! Ведь мы — ученые эпохи коммунистического строительства, и не нам бояться неизвестности и непредвиденного!

Зал разразился рукоплесканиями.

Полчаса спустя было объявлено, что чрезвычайная сессия Астрономического исследовательского института приняла большинством голосов проект Матея Бутару.

Ученные, один за другим, поднялись со своих мест и обступили молодого астронома. И в этом зале, обычно таком строгом и торжественном, разразились нескончаемые, бурные овации, приветствовавшие первый румынский астронавтический коллектив.

Рукопожатиям не было конца.

Поздравления профессора Добре, которого астроном знал с детства и к которому он питал большое уважение, преклоняясь перед его заслугами и светлым умом, наполнили душу Матея теплой радостью.

— Вы в самом деле хотите нас сопровождать? — спросил он его.

Старик взглянул ему прямо в глаза и улыбнулся.

— Послушайте, мой милый, я думаю, мы хорошо знаем друг друга. Если вы не найдете, что мой возраст является препятствием и что я не выдержу трудностей экспедиции, будьте уверены, что меня как научного работника, ничто не соблазняет так, как это путешествие в царство небесных светил.

Сумерки постепенно охватывали рабочий кабинет Матея Бутару. Огромные окна отражали синее вечернее небо, по которому вдоль всего горизонта, как нарисованная рукой неведомого художника, тянулась багровая полоса заката.

Дневной свет становился все серее и невернее, но флуоресцирующие трубки все еще не зажигались.

Кабинет был неузнаваем. Откуда-то появились длинные столы, на которых в сумеречном полусвете металлически поблескивали какие-то странные аппараты, невиданные детали машин и остро сверкали стальные инструменты. Если бы не изящный стол с креслами, стоявший в одном из углов комнаты, не чертежные доски и не библиотека, легко можно было бы подумать, что это — мастерская механика. Бутару, Добре и инженер Чернат что-то горячо обсуждали, сидя вокруг стола. Целые облака сизого табачного дыма колебались под потолком.

Матей Бутару казался озабоченным.

— Пренеприятное ожидание! Я никогда не умел примиряться с этой бездеятельностью. Подумать только! Прошло уже две недели после сессии института! Так хочется начать работать, приняться за дело, наконец осуществить, претворить в жизнь наш проект…

Кто знает, может, в Департаменте научных исследований, где попервоначалу нам было обещано полное содействие, что-нибудь не клеется. Может быть, возникли какие-нибудь принципиальные возражения против наших планов?

— Не думаю, Матей! — попытался его успокоить профессор Добре, — тем более, что ваш проект был улучшен на основании замечаний, сделанных во время сессии. Это совершенно нормально, — должна пройти неделя-другая до утверждения такого сложного и необычайного плана. Но это еще не дает тебе права терять терпение.

И Добре продолжал говорить, демонстрируя своему молодому другу необоснованность его опасений. Но по мере того, как он развивал свои доводы, биолог все больше горячился, встряхивал своей седой гривой, и коротенькие его пальцы не переставая барабанили по коричневой коже кресла. Несмотря на это, с его лица ни на минуту не сходила добрая, участливая улыбка.

В конце концов, он не выдержал, вскочил с кресла и, выпрямившись во весь свой коротенький рост, продолжал:

— У тебя нет достаточной веры в людей, Матей! Мне было бы довольно видеть лица тех, кто так горячо аплодировал мне на заседании института, чтобы не сомневаться в том, что все окончится благополучно. А после разговора с Департаментом, я бы не ждал больше ни минуты. Пошел бы вперед… Я бы… я бы… Но, — продолжал он более спокойным голосом, — этот ответ мог бы быть здесь уже давно! Что себе думают товарищи из Департамента? Может быть, они воображают, что мы обязаны дожидаться их доброй воли? Что у нас нет нервов?

Бутару и Чернат расхохотались, и это вызвало укоризненный взгляд Добре, который только что готовился что-то сказать, когда дверь кабинета вдруг распахнулась, и на пороге показался радист Прекуп.