Ивакин Геннадьевич - Неправда

Лешка отвернулся к окну, пряча наворачивающиеся зачем-то и почему-то слезы.

Странно бывает в жизни. Видел человека всего-то час, другой, а успеваешь привязаться к нему так, как не получается к кому-то близкому. И, когда расстаешься с ним, как будто отрываешь кусочек сердца. Может быть, от этого умирает человек, когда раздает свое сердце своим любимым людям? Или, может быть, он только тогда начинает жить?

Но додумать ему не дала врачиха Ирина Витальевна.

Она встала, смачно потянувшись, отложила бумаги со стола и достала из ящика веревочку с дырчатым камнем. Такие в детстве, Лешка с друзьями искал на речных пляжах Вятки и называл "куриной слепотой". Детьми считалось, что именно от такой слепоты камни с дырками посредине и лечат.

- Сейчас мы тебе ауру проверим. - Сказала она. - Я еще ни разу шизофреников не диагностировала.

- Не надо, - сиплым от нахлынувшего страха голосом сказал Лешка. - Пожалуйста, не надо.

- Да ты чего? - удивилась врач. - Это не больно. Я маятником повожу вокруг тебя и все.

- Вы не понимаете, не надо, я очень вас прошу! - растерянно взмолился Лешка.

- Не волнуйся. Я же мастер рейки второй ступени. Недавно инициацию прошла. - И подняла руку с маятником, который тут же закрутился против часовой стрелке.

И где-то в таинственных глубинах души и тела зашевелилось что-то темное, злое и нехорошее. Лешка почувствовал как онемела кожа, потом мышцы, рот его безвольно открылся, слюна наполнила его и стала переливаться тонкой струйкой на грудь, язык вывалился и яростно зачесались глаза, будто бы кто-то щедро сыпанул туда песком.

Онемение все быстрее и быстрее пошло внутрь, добиравшись сначала до легких, а потом и до сердца.

И кто-то чужой вылез откуда-то из живота в горло и страшно захрипел:

- Жжет! Жжет! Убери картинку, дура! Жжет!

Мышцы забились в бешеных судорогах, затрещала плотная ткань смирительной рубашки и последними проблесками угасающего сознания Лешка увидел круглые глаза Ирины Витальевны, в которых бился знакомым чертополохом колючий ужас.

И, слава Богу, что мимо него прошло то, как она, повинуясь нечеловеческому хрипу, разрывала бумажную иконку на маленькие частички и жрала их.

И снова что-то стучит и стучит по голове железными звуками, и опять она кружится и желудок просится выйти наружу, и сухой язык опять приклеился к нёбу и кажется намертво. А по темным стенам маленькой комнатки с окном, завешенном шторками на одной из стен, бегут и бегут чьи-то светотени, складываясь в чьи-то лица. И хорошо так, покойно, так бы и жить всегда - лениво перебирая случайные калейдоскопы чужого бытия... И не думать, и не переживать, и не чувствовать... Да. Именно так. В такт колесам поезда - не думать, не переживать, не чувствовать...

Внезапно окно со стуком поехало куда-то внутрь стены и на его месте возникла девушка в синей униформе. Ее длинные волосы светились ореолом, карие глаза улыбались ему, словно бы давно знакомому, в мягких чертах лица пряталась милая нежность.

Лешка прикрыл глаза, отрешенно подумав, что все - началось опять... Девушка подошла к нему и ласково положила на горячий лоб узкую, прохладную ладонь.

Лешка вздохнул и услышал ее участливый голос:

- Ну что, псих, оклемался?

Лешка молча кивнул - значит не показалось, значит - еще можно жить.

- Как чувствуешь себя?

- Нормально. - Хрипло ответил он. - Только пить охота страшно. И тошнит.

- Сейчас чаю принесу. Или водички холодненькой?

- Водички. - Согласился Лешка.

- Попьешь и тошнить перестанет. Это побочный эффект после аменозина. Слушай, ты такой худющий, когда ел-то последний раз?

- Не помню. Дня два-три назад.

- Консерву будешь?

Лешка помотал головой. Мысль о еде едва не вывернула его наизнанку.

Девушка унеслась и через минуту уже вернулась со стаканом воды.

Лешка жадно выпил из ее рук благословенный напиток и тошнота и впрямь резко уменьшилась, а головная боль, дотоле молотом стучавшая в висках, сошла, пульсирующе, на нет.

- Я тебя сейчас развяжу, только ты пообещай, что ты буянить не будешь.

- Постараюсь. - Закрыв глаза от наслаждения ответил девушке Лешка.

Она с трудом развязала старательно завязанный на спине тугой узел смирительной рубашки.

Суставы скрюченных рук и ног немедленно откликнулись острой болью.

- Ой, блин масленичный! - ругнулся он сам на себя.

- Чего, затекли руки?

- Да все тело, будь оно не ладно...