Райдо Витич - Код Омега

— Давно.

— Подкалываешь? Птица с чувством юмора — ну, и параллель. А скажи, друг Виваче, здесь все такие? Слегка неадекватные.

— Все. С твоей точки зрения. С моей, такие, как ты.

— Ну, это как раз понятно и объяснимо. Ты птица, видимо, ученая, состав вашего воздуха знаешь?

— Эфир.

— Еще скажи: веселящий газ.

— Какая разница?

Стася вздохнула, как-то вдруг и разом ей расхотелось с вороном болтать. Ноги ее вперед несли, а душа рвалась обратно. Шаг, другой, и это противоречие переросло в серьезную борьбу души и тела.

"Что за ерунда?" — остановилась у сосны и ни шагу вперед.

— Вернемся? — заглянул в лицо ей ворон. Женщина осела у корней и тяжело уставилась перед собой:

— У меня проблемы, — протянула.

— Угу, — заверил Виваче и отлетел на куст смородины, заманенный спелыми ягодами. Хорошо ему — что захотел — то сделал, а ей мучиться выбором, метаться между «надо» и «хочу». Надо уходить, искать выход домой, а хочется остаться, вернуться к Николасу, пусть опять в разлагающую тишину, покой и негу. Надо понять, где она, что происходит — чтоб выбраться, а хочется прижаться к груди Арлана и наплевать на весь алогизм происходящего.

— Ягод хочешь? — спросил ворон, алчно разглядывая гроздья смородины, крупной, как вишня.

— Нет, — подумала и попросила. — Скажи мне, где я, скажи мне правду. Мы вернемся?

Ворон замер с ягодкой в клюве, неспешно сглотнул ее и выдал:

— Как тебе ответить, если ты сама не знаешь, что ты хочешь? Определись, пойми, что главное для тебя, тогда уж задавай вопросы.

— Понять, где я?

— Нет.

Стася подумала и кивнула: прав — где она, дело третье.

— Как выбраться?

— Нет.

— Что здесь происходит?

— Нет.

— Что Арлан мне?

— Нет.

Ворон начал терять интерес к ней и приглядываться к плодам, цапнул ягоду.

— Кто я?

Виваче замер и пристально уставился на Стасю, а та похолодела от вопроса, что шел на ум, как не гнала она его. И вроде задави, отправь обратно в дебри разума, а он никак:

— Я… сошла с ума? — прошептала, сама себе не веря, не желая верить и понимая ясно, четко — да. — Не может быть. Скажи: неправда. Я просто сплю. А вы иллюзия: ты, Арлан, этот мир.

Виваче сглотнул ягоду, помялся и спрыгнул на землю, затоптался на траве:

— Нет. И да. Здесь все возможно, и каждый живет, как желает, но сумасшествие ли это? Нет. Свобода.

— Я жила в свободном мире, — качнула головой. — Ваш — иной.

— Да. Но ведь и один человек не похож на другого, и дерево на дерево, травинка на травинку.

— Дело не только в этом — во мне. Я словно потерялась — то ли брежу, то ли сплю. Сама себя не узнаю.

— Все потому, что продолжаешь бег. Раньше бежала к цели, теперь же от нее. Ну, что же не сиделось? Стоило ли уходить, третировать Арлана и вызывать меня, коль мы ушли не больше, чем на полмили? И сидим! Чего сидим?

Русанова плечами пожала, признавшись честно:

— Не знаю, куда идти. Сомерсби? Вроде надо, а… зачем? Искать выход домой? То же самое — зачем. Абсурд — вдуматься, но факт.

— Противоречья колобродят?

Ответить было нечего. Сам факт: патрульная в сомненьях — позор.

Женщина поднялась и с трудом двинулась вперед, хотя назад тянуло.

— Ты видел кого-нибудь из моих? — спросила ворона, что тактично промолчал, не напоминая своего вопроса. Устроился на плече и зорко в чащу смотрел.

— Много.

— Как их найти?

— Мы к герцогу шли, — напомнил.

— Сначала к своим.

— Угу. Тогда еще правее, вон тропка.

— И что там? Хочешь сказать: поселение моих соотечественников?

— Кха! Центр Времени и Пространства.

Русанова нахмурилась, недоверчиво глянув на Виваче: Центр? Времени и Пространства? Здесь?

И прибавила шагу.

Ворон не обманул. Немало времени прошло или совсем чуть-чуть, но они вышли на дорогу из беттапластика. Ровная, ведущая за лес, а здесь словно обрезанная лента. Стася покружила, разглядывая край шоссейки и прикидывая: кто, с какого ума беттапластик проложил в лес и сделал тупик. К чему? А, впрочем, что голову ломать, она и так полна загадками, что каждый час здесь одаривает щедро. И двинулась вперед, подумав, что хорошо бы было переодеться. А то ввалиться в этот центр в пеньюаре на босу ногу — хохоту будет!

И чуть не растянулась на дороге, запнувшись от увиденного — нормальных, привычных ее глазу высоких ботинок на своих ногах. Оглядела ноги, руки, ощупала грудь — нет, не мерещится, она в обычной форме.

— Виваче, что за чертовщина?

Тот хрюкнул:

— Эх, невежда. Сама ж подумала! Сама хотела! Кхе! Ну, чего застыла чучелом, пошли!