Райдо Витич - Игры с призраком. Кон второй.

Миролюб пытливо прищурился на девушку: понимаешь ли, что на волос от смерти была?

`И что'? — ответила взглядом.

— Мы все смертны. И смерть у нас одна, и жизнь. И честь тоже! — бросила, глядя в чащу, куда ушел Черный. Гневомир плюнул с досады, рванул поводья из руки Халены и наддал коня, надеясь еще настичь ворога. Халена больше удерживать не стала, уверена была — тот, кто в нее стрелял, был воином хитрым — пять минут форы и не сыскать его ни человеку ратному, ни зверю лесному. Исчезнет, словно призрак, растворившись в чаще.

К ним Лютабор подъехал, взял стрелу из рук Миролюба, оглядел и протянул:

— Роски никак балуют.

— С чего взял? — полюбопытствовала Халена.

— Чую.

— Роски с роду пути к нам не ведали. Не-е, — качнул головой побратим. — То лютичей дело. Они насечки делают, да и черен был подсыл, что ликом, что одёжей. Лютич, чтоб мне провалиться.

— Угу, — согласился с ним Горузд, подозрительно на девушку щурясь.

— А какая разница? — пожала плечами Халена. — Может дальше пойдем? Или до вечера загорать под соснами будем, обсуждая вооружения других племен, в угадайку поиграем?

Мужчины хмуро уставились на нее.

— Без ума ты, девка, и страха не имаешь, — то ли с уважением, то ли с укором сказал Лютабор и коня в обрат развернул. Свистнул, призывая остальных.

Миролюб стрелу в джирид сунул:

— Князю покажу, — буркнул угрюмо.

— Не вздумай. Расскажешь ему, что было — разговаривать с тобой не стану! — заявила Халена.

— Почто?

— Ему без меня головной боли хватает. Да и незачем ему мыслительный процесс всякими недоразумениями забивать.

Миролюб зло усмехнулся:

— Ладно-ть, сам поквитаюсь, ужо будя вору забава.

— Угу, — хмыкнула Халена: в том, что они увидятся, она сильно сомневалась. Другое ее заботило — арбалет незнакомца.

Отряд пошел дальше, выслав вперед дозор. Миролюб и на шаг от Халены не отходил, внимательно округ поглядывал, сторожась. И остальные дружники начеку были. Ни болтовни больше, ни смеха не слышно. Даже Нежан притих.

Час прошел, не меньше, прежде чем Гневомир явился — взмыленный, злой. Пристроился рядом и давай сыпать ругательства, в лес поглядывая, на Халену шипеть: почто бронь не вздела. Потом Миролюба пытать принялся:

— Ты аспида энтого зрил?! Запомнил?!

— Ну? — буркнул тот.

— Сыщем гадюку! Ужо я ему задам!

— Ты его не запомнил? — порадовалась Халена.

— Черен он.

— Не-а — белый.

— Черный!… А сам тож черен.

— Белый, а сам черный, — давай путать побратима. Тот насупился:

— Ты мне голову не морочь: черен он был! Лютич, не иначе!

— Нет, белый, скажи, Миролюб, и большой как горец.

Парень укоризненно на девушку глянул:

— Бел али черен, все едино сбег. Да недалече. Встренимся.

Гневомир согласно кивнул, приосанился:

— Достанем. Князю обскажем…

— Только слово произнеси: тут же посестру потеряешь. Знать тебя не буду, обижусь смертельно!

Гневомир ресницами хлопнул озадаченно: это как? За что ж немилость такая?

— Мы-то смолчим, хоть и не правая ты рот нам закрывать. Но Лютабор да другие не смолчат, как было обскажут, — заметил угрюмо Миролюб, не глядя на Халену.

— А что было? Баловался кто-то, стрелу пустил. Бывает.

— Угу, — дружно кивнули парни. — Князю о том и поведаешь, — добавил Гневомир.

— Не о том вы думаете. Стрелок — человек: синий, белый, черный — без разницы, а вот оружие его очень примечательно. О нем печалиться надо.

До Полесья дальше добирались молча.

Гневомир дюже сердит был на девушку, слова ее все понять пытался. А Миролюб и вовсе говорить не собирался — все, что хотел, уже сказал. А думать князь будет, когда его в известность о покушении на воительницу поставят.

Подумать — трое суток не прошло, как со двора княжьего съехали, а у Халены чувство возникло, что три года, не меньше, в Полесье не была.

Дичилась она, въезжая в городище, боялась взглядом с женами, матерями погибших встретиться, стыдно было и в глаза князя смотреть. Встречающие галдели, своих в толпе высматривая, одни радостно восклицали, другие выть принимались. Слезы и смех, горе и радость смешались в одно.

Халена понуро отвела Ярую под коновязь да там и осталась. Прижалась лбом к шершавой морде, глаза закрыла, зашептав лошади:

— Идти надо, а веришь, нет — стыдно, страшно. В сечу — не страшно и умереть, а в глаза посмотреть матери Межаты, Вигора, других — страшно. Лучше б они ударили, лучше б я с их сынами полегла, и уж совсем хорошо — вместо… Что делать-то, Ярая, что делать?