Стефан Гайм - Агасфер

Но тут он услышал чей-то смешок, показавшийся ему весьма знакомым; обернувшись, Эйцен увидел своего старого приятеля Ганса. Тот был изысканно одет, с короткой шпагой на дорогой перевязи, ибо, как тотчас узнал Эйцен, перед ним стоял не кто иной, как тайный герцогский советник господин Иоганн Лейхтентрагер собственной персоной; а он заметно постарел, подумал Эйцен, вон бородка и усы поседели, да и сам я далеко не тот юнец, который встретил когда-то в лейпцигской гостинице "Лебедь" странного незнакомца. При этом воспоминании его слегка зазнобило, хотя на замковом дворе еще пригревало послеполуденное солнце, вдобавок он еще и вздрогнул, когда Лейхтентрагер, тронув его сухими пальцами, сказал, что герцог уже заждался гостя. Комната для Эйцена давно подготовлена, добавил он.

Позднее, когда оба приятеля уселись у камина в комнате Эйцена, который с удовольствием отведал вина и холодной оленины, они вновь вспомнили старые времена, Ганс шлепал Пауля по колену, Пауль трепал Ганса по горбу, все было очень мило, только иногда Эйцен забывал от удивления закрывать рот, ибо обнаруживалось, что Лейхтентрагер знает о нем едва ли не все - от гамбургского скандала и тайной договоренности с Агасфером, которую тот нарушил, до непрекращающейся тоски Эйцена по Маргрит, которая снится ему по ночам то принцессой Трапезундской, то английской леди, она раздевается донага и призывно ложится перед ним, из-за чего он начинает сходить с ума от вожделения; Эйцен почти готов поверить, что его старый друг был все это время рядом, как когда-то в Виттенберге, когда университетские профессора спрашивали молодого кандидата об ангелах. Эйцен в свою очередь захотел узнать, какими судьбами очутился Лейхтентрагер в Готторпе, но тайный герцогский советник ограничился лишь улыбкой; о себе он не проронил ни слова, зато намекнул, что ожидающая Эйцена должность весьма заманчива, в остальном же предпочел говорить о госпоже Барбаре и ее дочке, Маргарите-младшей. Эйцен рассказал, что Маргарита-младшая уже выросла довольно большой и умненькой, но когда она выходит на улицу или идет с матерью на рынок, то ее частенько дразнят, отчего она уже не раз спрашивала мать, почему именно ей выпало несчастье родиться с таким уродством, которого другие люди не имеют; при этих словах Лейхтентрагер смахнул слезу и громко высморкался, будто рассказ о бедняжке сильно задел его за живое. Однако он тут же взял себя в руки, сказав только: "А еще говорят, что Бог создал людей, это отродье поганое, по образу и подобию своему". Не успел Эйцен, испуганный подобным святотатством, поднять руку, чтобы возразить, как Ганс добавил: "Ну, ничего. Со временем она научится жить такой, какая есть, закалится, будет давать сдачи любому обидчику". Потом он встал перед камином и сказал, что пора идти, герцог уже ждет. Эйцен рассчитывал получить аудиенцию лишь завтра-послезавтра, поэтому сразу же заныл, что выпил слишком много вина, голова, дескать, соображает плохо, как бы не наговорить глупостей Его Высочеству. Но Ганс, схватив Пауля за шиворот, потащил его за собою по темным, продуваемым сквозняком залам, которые переходили один в другой и лишь изредка освещались укрепленными на стене факелами; наконец последняя дверь открылась сама собой, давая обоим приятелям возможность лицезреть герцога.

Герцог расположился, вальяжно откинувшись, на чем-то, что походило одновременно и на кресло, и на кровать; рубашка его была распахнута, объемистый гульфик зашнурован кое-как, на плечи был полунакинут яркий камзол; одной рукой он приподнял серебряный кубок, а другой шуганул от себя более или менее раздетых дам, которые развлекали его своими играми, после чего подал Эйцену знак приблизиться. "Так, так, - пробормотал герцог, с трудом ворочая языком и пытаясь выпрямиться. - Стало быть, вы и есть знаменитый доктор фон Эйцен из Гамбурга, которого мне столь горячо рекомендовал мой тайный советник?" Лейхтентрагер подтолкнул локтем Эйцена, после чего тот поспешно отвесил поклон и сказал: "Он самый, Ваше Высочество". Лейхтентрагер добавил: "Господин суперинтендант последовательно отстаивает учение Лютера, выступая в своих проповедях против всяческих еретиков и лжетолкователей истинного Евангелия; у него нюх на этих шельм, от него ни один не уйдет из тех, кто сеет смуту и настраивает народ против церковной или светской власти".

"Отменно, - сказал герцог. - Такие нам и нужны". Наконец герцогу удалось сесть прямо, и он продолжил: "Мы имеем намерение создать здесь, в Шлезвиге, Царство Божие, где каждый христианин следовал бы всем заповедям, как их трактует Лютер; поскольку мы являемся здесь высшим церковным иерархом, то желаем установить единомыслие, чтобы с амвона не проповедовались всякие разности - за это будете отвечать вы, господин доктор, для чего мы сей ночью назначаем вас суперинтендантом и главным церковным блюстителем нашего герцогства; вам надлежит следить за покоем и порядком, особенно теперь, когда мы идем войной на взбунтовавшиеся Нидерланды".