Андрей Чертков - Миры Стругацких - Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар

К исходу двух часов с начала Выпадения это место почти ничем не отличалось от любого на этой планете — влажная, пористая, розоватая поверхность, с высоты двух километров похожая на пятнистую пену, на огромную, на весь мир, рыхлую губку, на бесформенную маску, скрывающую лицо, которого никто еще никогда не видел. Красный туман, затопивший окружающий лес, стал оседать, бледнеть, в нем проявились какие-то плотные волокнистые нити, остающиеся на кронах деревьев, как тонкие резаные раны или царапины на человеческой коже. Леонид Андреевич почувствовал тошноту и закрыл глаза. Лес ему определенно не нравился.

— Скажите, Андрей, а что вы там напевали про карниз, про небо?

— Это у нас что-то вроде гимна, Леонид Андреевич, — объяснил Шестопал и хрипло пропел:

— Это хорошо, — согласился Горбовский. — «Из любой ерунды выжмем чистый бензин!» Это про нас…

— Леонид Андреевич, вас вызывает База, — объявил Поль.

— Меня? — удивился Горбовский. — И кому это не терпится… Я слушаю.

Вертолет сделал последний круг над уже абсолютно не отличимой от окружающего леса местностью, набрал высоту, оставляя далеко внизу беспокойных орнитозавров, и взял курс на Базу.

Горбовский задумчиво кивал в такт неслышимым словам и беззвучно шевелил губами. Кажется, он удивлен, подумал Поль.

Поль, — позвал Леонид Андреевич, — вы, случаем, не телепат?

— Не замечал за собой, — усмехнулся Поль, — а что случилось?

— Сам председатель Комиссии по Контактам доктор Тора Мбога почтил визитом Пандору. И, кажется, ему просто не терпится увидеться с вами.

Поль сидел за своим столом и листал папку с документами. Горбовский, Мбога и Хосико расположились перед ним в просторных креслах. Леонид Андреевич привычно разлегся, задвинув длинные ноги чуть ли не под стол директора Базы, Мбога уселся по-турецки, как-то теряясь среди плюша, и только громадный карабин, любовно уложенный им на колени, придавал ему вполне грозный вид и внешнее достоинство и солидность. Хосико сидела прямо, сложив руки на коленях, и с интересом оглядывала кабинет. Кресла были украшены стилизованными изображениями ракопауков.

Кабинет Поля находился на самом верхнем ярусе Базы и был до последней возможности напичкан экранами и селекторами межзвездной, планетной и внутренней связи, фильмотеками, удаленными терминалами БВИ, а к прозрачным стенам достаточно неряшливо, скотчем, были прилеплены планетографические карты и еще не просохшие пленки спутниковой съемки. На пленках был лес — вид с высоты двухсот километров, за стенами тоже был лес — вид с высоты двух километров. В огромном помещении звучали приличествующие месту (резиденция директора Базы и начальника Службы индивидуальной безопасности) и моменту (внеплановая инспекция члена Мирового Совета, председателя Комиссии по Контактам, члена Комитета по охране животного мира иных планет, и прочая и прочая и прочая, доктора Тора Мбоги) обрывки докладов егерей — по селекторной связи, — механические голоса спутниковых метеороботов, трели запросов в информотеку и усталое дыхание терминалов, выплевывающих карточки срочных запросов и сообщений.

Поль перелистнул очередную страницу и невидяще уставился на Мбогу. Маленький доктор неловко пошевелился, ожидая очередного вопроса, и, не дождавшись, наклонился к Горбовскому и вежливым шепотом поинтересовался:

— Леонид, почему мальчик на меня так смотрит?

Горбовский неохотно очнулся от дремы, взглянул на Поля и коротко ответил:

— Сожалеет.

— О чем? — удивился Мбога. — Я еще ничего не сделал…

— Сожалеет, что писал в детстве сочинение не о тебе, а обо мне. Твое ружье поразило его воображение наповал. Если бы он тогда знал о твоем карабине, то ты был бы доволен.

— Правда? — улыбнулся Мбога. — Позволь тогда узнать, что он сочинил о тебе.

— Я был велик, — устало сказал Леонид Андреевич. — У меня горели глаза… даже когда я спал… Я вел корабль сквозь магнитные бури и бешеные атмосферы, а руки мои были как сталь.