Андрей Чертков - Миры Стругацких - Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар

4 мая 43 года.

Менее полумесяца назад я сформулировал принципы, по которым следует искать Носителя 3В, личность серую, незаметную, но зловещую, и вот уже располагаю некоторыми данными, убеждающими меня, что иду я по правильному пути.

Один мой приятель, человек крайне болтливый, но ловкий (имя его я по понятным соображениям не называю), сумел устроиться младшим бухгалтером в известном учреждении. Буквально на днях он рассказал мне о странной возне в Управлении по делам науки.

Управление это в нынешних условиях должно быть совершенно захиревшим в силу царящего теперь мракобесия, однако через бухгалтерию проходят поданные этим ведомством совершенно фантастические сметы. Как утверждает мой знакомый, Внутренняя служба по сравнению с «научниками» сидит на голодном пайке. Даже армия финансируется слабее. Вероятно, столько уходило раньше на содержание Двора, сколько сейчас — на оборудование, обозначаемое в ведомостях цифрами и непонятной символикой. Приятель, сам человек с высшим техническим образованием, утверждает, что никогда не сталкивался с подобной системой кодировки приборов. Когда дело касается военной техники, финансовые документы куда более откровенны.

Я спросил приятеля, кто руководит этим загадочным Управлением. Он поморщился, потер лоб и ответил, что какой-то советник, который сам ни за что не расписывается, а на всех документах стоит подпись министра пропаганды, что тоже странно. Выслушав эти откровения, я почувствовал, что напал на след. Советник, который ни за что не расписывается, может вполне оказаться разыскиваемым мною закулисным дьяволом.

План Советника оказался прост. Прост настолько, что в случае неудачи мне грозило умопомешательство, как это уже произошло с тремя тщательно подготовленными агентами, что же будет с агентом Кимоном при успешном проникновении в Крепость, Советник сказать не мог.

— Я прошу вас только об одном, господин Кимон, — проникновенно говорил он. — Не предавать миссию, что бы ни стряслось. Вы идете без легенды, без связи и подстраховки. Ваша задача просто собирать информацию, не выискивать ее, не совать нос туда, куда вас не просят, но запоминать все, что вам покажут, все, во что вас сочтут нужным посвятить.

— Когда я должен вернуться?

— Когда захотите и сможете. Не думаю, что вас там начнут проверять. Вы — философ Валерий Кимон, не согласившийся работать в проекте добровольно и выкравший секретный документ, имеющий к нему непосредственное отношение, вследствие чего и были привлечены к его разработке, гм… в административном, скажем, порядке. То есть оставайтесь самим собой. Не притворяйтесь, если что-то вам не понравится, никогда и ни в чем не притворяйтесь.

— У меня есть просьба, — сказал я после некоторого молчания.

— Пожалуйста, прошу вас, — с готовностью отозвался Советник.

— Если со мной случится что-нибудь серьезное, если я не вернусь или вернусь в том же виде, что и другие агенты, позаботьтесь о том, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась.

— Вы могли бы и не просить об этом. Вот у меня к вам действительно будет просьба. Личная.

— Любопытно.

— События могут по-разному повернуться. Я имею в виду — внешние события. Если вдруг вся эта затея с Воссоединением провалится, а я не могу исключить такой возможности, и если вы к тому моменту не сможете или не захотите вернуться, убедите руководителя проекта, кто бы там теперь им ни руководил, во что бы то ни стало связаться со мною.

— Я обещаю вам это, — после некоторых раздумий сказал я, — но твердо обещаю только это.

— О, этого вполне достаточно, и все-таки у вас есть ко мне настоящая просьба?

— Да, я хотел бы поговорить с братом.

— Поговорите, только не принимайте никаких его предложений, — с напором сказал Советник. — Считайте это приказом.

— Почему?

— Мне не хочется называть причину. Если вы поймете ее сами, значит, это ваша судьба.

Советник встал и второй раз со времени нашего знакомства протянул философу руку, и я пожал эту пухлую с виду, но крепкую на ощупь ладонь, — а что еще оставалось делать?

Бруно явился почти сразу. Словно и не было никакого совещания министров, а сам он, словно лакей, стоял за дверью. Стол тем временем был убран, а стулья с гнутыми спинками и шелковой обивкой, принесенные вместе со столом, заменены глубокими креслами. Мы расположились в них, несколько долгих минут молча разглядывая друг друга. Наконец министр пропаганды сказал со всхлипом, столь не свойственным его сильному голосу: