Сборник - Фантастика, 1979 год

Дина опустилась на стул, и по ее растерянному лицу можно было понять, что она и сама не знает, плакать ей или смеяться. Но потом все-таки сделала выбор и заплакала. Яблоки посыпались из сумки.

– Я не хотела говорить тебе, потому что я в тебя очень верила, - сказала она немного погодя. - Прости меня. И жалость здесь ни при чем. Я люблю тебя, Коля.

– Странно, что мы никогда не говорили об этом.

Он погладил ее по волосам. Они падали на глаза, и он не видел их, а это было очень важно. Видеть ее глаза.

– Я хотела, чтобы после тебя остались не только эти картины. Сейчас, наверное, можно сказать.

– А я догадываюсь. Можешь и не говорить. Я буду учить его летать. Хотя, кто знает, может быть, он будет делать это с рождения. То-то будет тебе хлопот…

И он рассмеялся, и поднял ее на руки, и опять словно почувствовал за спиной крылья, и увидел зеленую равнину родной стороны.

– Прости меня, Чу, - сказал Пап обезьянке, сидевшей у него на плече и беззаботно грызшей орех. - Я вынужден это сделать.

Обезьянка насторожилась, пригнула головку, словно хотела что-то прошептать ему на ухо.

Светило висело низко, над самой крышей гостиницы, и лениво, нехотя согревало планету.

Зеркальные двери бесшумно распахнулись.

За высокой стойкой вяло перебирал четки смуглый гиянин. Увидев приближавшегося Папа, он отложил четки и изобразил на лице улыбку.

– Я вас приветствую на планете Гий. Только что прибыли?

– Да, - сказал Пап и почему-то прибавил: - Пассажирским.

– Вы, разумеется, впервые на Гии… Надолго?

– Не знаю. Как получится…

– Понятно. - Улыбка словно навечно отпечаталась на лице гиянина. - Решили попытать счастья. Сложное это понятие - счастье… сложное. Наверное, и вы наслышаны о нашей планете?

Пап промолчал. Обезьянка грызла орех.

– Видимо, вам нужен номер поменьше? - осведомился гиянин, мельком взглянув на потрепанные, запылившиеся ботинки Папа.

– Да.

– Величины теряют свое значение перед бесконечностью Космоса. И время тоже… Пусть это вас не смущает.

Гиянин был настроен философски. У Папа от голода сосало под ложечкой.

Обезьянка выплюнула ореховую скорлупу в лицо гиянину.

Тот лишь на миг недовольно сморщился и вновь улыбнулся как ни в чем не бывало.

– Извините, - сказал Пап.

– Да что вы, ничего. А что это за животное?

– Это обезьяна с Земли.

– Забавная какая…

“Прости меня, Чу…” - Я бы хотел продать ее. Где это можно сделать?

Гиянин потянулся через стойку и осторожно коснулся обезьянки.

– Забавная, - повторил он. - А что она умеет?

Пап снял обезьянку с плеча и, поставив ее на стойку, приказал: - Чу, покажи, что ты умеешь.

Чу послушно повиновалась. Она сделала стойку на передних лапках, а задние при этом смешно раскачивались в возДухе.

– А теперь покажи, как ходят кокетливые дамы.

Чу, переваливаясь, гордо прошла от одного конца стойки к другому.

– Изобрази Папа. Пап - это я.

Обезьянка прошлась по стойке, удивительно точно подражая походке хозяина.

– Чу, умри!

Чу легла и неподвижно застыла.

– Можешь показать, что делал гиянин, когда мы зашли?

Обезьянка с готовностью взяла брошенные гиянином четки и с важным видом стала их перебирать.

– Прекрасно, прекрасно! - захохотал гиянин.

– Кстати, эти четки тоже с Земли, - заметил Пап.

– Что вы говорите! - Гиянин не глядел на четки. Он гладил обезьянку. - Молодчина! Смешное, очень смешное животное.

– Смогу я ее продать?

– Конечно, - с готовностью ответил гиянин. - Только через аукцион. Другой формы торговли у нас нет. Двадцать пять процентов выручки ваши.

– Двадцать пять?…

– Да. Это не так уж мало. Если вы согласны, оставьте зверька у меня.

– Хорошо.

Обезьянка грызла четки. Пап полез в карман, достал три ореха и положил их на стойку. Чу схватила его палец и стала сосать, причмокивая.

Пап улыбнулся.

– Мы с ней старые друзья, - сказал он.

Гиянин понимающе кивнул и протянул Папу ключ от номера.

Пап в нерешительности стоял у стойки.

– Нельзя ли мне что-нибудь поесть… за счет моей будущей выручки?

Гиянин снова кивнул.

– Разумеется. Вам принесут в номер. Можете поспать. Я вас разбужу перед аукционом.

Обезьянка запищала и прыгнула Папу на плечо.

– Нет, Чу, - сказал Пап, снимая ее с плеча, - ты останешься тут.

Он поставил ее на стойку, но она вцепилась ему в палец и не отпускала.

– Чу, умри! - приказал Пап.

Обезьянка отпустила палец и послушно легла.