Михаил Харитонов: Дивен Стринг. Атомные ангелы

— Дерьмо и есть, — уныло согласилась Люси. — Мне сегодня нужно успеть в больницу святого Христофора. К папе-маме. То есть к маме-папе.

— Мне тоже, в госпиталь святого Мартина, — напомнил Рой. — Давно я не видал сестрёнку.

— Не стоит посещать её слишком часто, — посоветовала Уисли. — У неё может случиться кризис идентичности. Да и твои проблемы тоже могут обостриться.

В госпитале святого Мартина у Роя жила сестра, страдающая ретроамнезией после неудачной попытки вагинальной лоботомии, сделанной гинекологом-извращенцем, испытывавшим преступное влечение к женским мозгам. Рой был в ярости: он очень любил сестру. Он даже поклялся пристрелить маньяка на следующий же день после выхода на пенсию: чувство ответственности не позволяло ему сделать это раньше. Увы, преступного гинеколога, помещённого в психиатрическую лечебницу, залюбил до смерти санитар-гермотрансвестит, бывший сержант, испытывающий сложные чувства к гинекологам. С тех пор Рой страдал фобиями по отношению гермотрансвеститам и сержантам. Эти неправильные, неполиткорректные фобии, являющиеся, по сути, проявлениями нетерпимости к альтернативным формам сексуальности и неприятием субординации, оттолкнули от него коллег и отдалили карьерные перспективы. Но Уисли старалась его поддерживать: она считала, что как профессионал Рой ведёт себя адекватно. Во всяком случае, когда на нём мундир, он контролировал себя.

— Так что лучше съезди к святому Витту, — сказала Люси по-дружески.

В нервно-паралитическом центре святого Витта у Роя лежала кузина: с ней случился трёхсторонний инсульт после того, как лучшая подруга изнасиловала её щипцами для омаров. Обычная американская история.

— Ладно, — выдохнул Рой. — Поехали.

Владимирильич Лермонтов мастерил атомную бомбу. С её помощью он намеревался погрузить Америку в хаос, из которого поднялся бы новый мир — безумный мир неограниченного насилия.

Он любил безумие и насилие и считал себя их служителем. Хаос придавал ему сил и помогал работать чётко и аккуратно.

Лермонтов был не первым, кто пытался взорвать атомную бомбу в центре Нью-Йорка. Обычно этим занимались слабоумные маньяки. Лермонтов их презирал. Он не был слабоумным, не был он и маньяком. Во всяком случае, обыкновенным маньяком.

Его мать была коммунистической активисткой, отец — потомком русских эмигрантов из старинного черносотенного рода. От отца он унаследовал фамилию, мать дала ему имя, а также кое-что посущественнее — номера тайных счетов запрещённых коммунистических организаций. Кроме того, мать привила сыну вкус к безумию и анархии, а отец — любовь к насилию и дисциплине. Вместе они воспитали совершенного воина Хаоса.

Отец Лермонтова погиб жалкой, ничтожной смертью. Его убило традиционное развлечение русских погромщиков — лизание ядовитой галлюциногенной жабы из отравленных вод Волги. Однажды жаба съела таблетки «экстази», приготовленные его женой для заседания тайной партячейки. В тот день её поры выделили воистину адскую смесь. Отведав её, Лермонтов-старший в приступе достоевщины зарубил себя топором.

Маму Лермонтов-младший убил сам, удушив отцовской жабой. Он это сделал не из-за кризиса доверия, как нормальный американец, а хладнокровно и осознанно — чтобы исказить свою клиническую картину и обмануть врачей.

Ему повезло: дело расследовали невнимательные и безответственные люди. Они быстро выписали Лермонтову стандартный диагноз и отправили на коррекцию в Центр Пиаже. Там ему сделали лоботомию — точнее, думали, что сделали: Владимирильич подкупил лечащего врача, и вместо части мозга ему удалили аппендикс. Таким образом он вышел на свободу, сохранив в неприкосновенности свой интеллект — холодный и острый, как бритва, свободный от чувства любви и сознания ответственности.

Лермонтов жил в подвале клиники для слабоумных детей. Для отвода глаз он снимал лофт в Квинсе, вблизи аэропорта, но появлялся там редко — только чтобы оплатить счета. Его настоящим домом был тёмный, смрадный подвал, в котором он ютился, подобно червю.

Большую часть его жилища занимал лазерный плутониевый вибровакуумный пресс. Он позволял изготавливать компоненты атомного оружия из сырого плутония. Он был создан в тайных террористических лабораториях КГБ и попал в руки Владимирильича через коммунистические контакты матери.

Оставшееся место занимали холодильники и контейнеры. Как всякий безумец, Лермонтов дорожил своим здоровьем. Он ел только органическую пищу, пил только натуральную, генетически неизменённую, воду. Кроме того, каждый день он тратил полтора часа на изучение математической теории хаоса: погружая в него Америку, он хотел знать, во что же именно он собирается её погрузить.