Тээт Каллас - Звенит, поет

— По-моему, это она кинулась…

— Слушай, юноша, ну какое это теперь имеет значение? Вот так-то вот. Странный ты человек… Знаешь, именно благодаря тому, что ты, сваляв дурака, остановился на этом наименее подходящем для тебя варианте, на варианте «Фатьма», позже, когда ты начал баловаться с играми и когда мне из-за тебя пришлось маяться, меня осенила одна имеющая легкий кинематографический привкус идея. Я взял и смастерил местный вариант Фантомаса… Это пришло мне в голову просто по звуковой ассоциации: Фа — Фа, понимаешь? Эх, коллега, коллега… Игра изжила себя. Ты не находишь? Ну, поморочил голову некой девице по имени Марге, — по-моему, это то же самое, что физическое насилие, серьезно. А до этого подбил какого-то зеленого поэта накропать маловразумительные стишки, теперь они простым людям дурят голову и доводят до остервенения… Да, кстати о Марге. Жалко ее, конечно; Все мы время от времени поглядываем на совсем молоденьких, хорошеньких девушек где-то там, в сторонке, где-то в десятом ряду у стенки, но ведь они уже не про нас, они именно для того и существуют, чтобы мелькнуть перед нашими глазами в полутьме зала, согреть сердце… Слушай, да мы же ведь не знаем, что с ними делать, не так, что ли? А ты что натворил? Ты же испортил ей молодую жизнь. Что из этой Марге получится, как ты думаешь? Старая дева. Точно. Или нет, она девчонка смазливая, выскочит замуж, но в душе она останется убежденной старой девой. Знаешь, осенние листья, «море люблю ужасно. я…», может, раз в месяц и допустит до себя супруга… Она, кажется, хочет стать учительницей? Ну что я сказал — точно, так оно и будет. Может быть, она даже начнет составлять гербарии из осенних листьев. Юноша, но время, — право же, не то сейчас время, уверяю тебя! Время другое. И скажи ты мне еще, ну чем плохи мои свинства? Забористые сюжетики, ты не находишь? Слушай, коллега, толпа же ведь обожает Фантомаса! Он, может быть, в самом деле герой нашего времени. Вот скажи, почему мальчишки не пишут на стенах «капитан Грант» или «Немо», а пишут именно «Фантомас»? И все прочее — зловещий вертолет новейшей конструкции и ярчайшей расцветки. Разве не эффектно? Факт! Этот вертолет всех вас взбаламутил. Ну что по сравнению с ним какая-то лиса-босанова? Далее — порочная Десподита. Хм, моя жена — прекрасная актриса, ты не находишь?.. Я мог бы сварганить впридачу какого-нибудь спортивного журналиста, какого-нибудь придурковатого французского полицейского, да разве все успеешь… Так что давай договоримся, коллега. Скажи контрслова , выброси барахляные камешки в кусты и стань человеком.

— Я не знаю;

Крути подошел поближе, положил руку мне на плече и сказал искренне:

— Я ведь мог бы тебя… Пока ты спал… Или еще проще: ты бы проснулся, а коробочки нет. Как ярмарочной шапочки. А?

— Угм, — покорно кивнул я,

— Но я тебя уважаю. Ты парень культурный. С тобой можно действовать методом убеждения. Ну скажи сам, не замечаешь ли ты, что в своей работе, я имею в виду эту, как там ее, ну, в научной деятельности, так не кажется ли тебе, что последнее время ты стал каким-то поверхностным, рассеянным, легкомысленным? Ты ведь способен на гораздо большее.

— Я действительно поверхностный, — ответил я. — И ужасно рассеянный тоже… только и знаю, что разбрасываюсь… только и знаю, да, всякие там выступления по радио и…

— Ну вот видишь, а я о чем говорю! Ты, может быть, давно мог бы стать этим, как его, ну; профессором.

— Ох!

— Опять сердце? — спросил Крути,

— Кажется, желудок, — предположил я. Собственно, мне везде, во всем теле, от редких волос на макушке до кончиков ногтей на ногах, было больно и плохо. Из-за этой боли у меня совсем выскочило из головы, что именно благодаря Крути мои игры пошли вкривь и вкось, он казался мне в ту минуту таким разумным и понимающим человеком — мы двое, последние волшебники…

— Знаешь, у тебя все еще наладится, — сказал Крути, — Ну, валяй теперь контрслова .

Я огляделся вокруг. Все, все, все было убийственно мрачным. Мокрые кусты с обвисшими ветками, кротовые холмики, влажный воздух, низкое тяжелое небо, дорога с раскисшими колеями, горьковато-кислый запах ольшаника…

К чертям собачьим, к чертовой бабушке и ко всем прочим чертям, подумал я. С меня довольно, подумал я. Не желаю заниматься переустройством мира. Не хочу, и все. Хватит. Поеду домой, высплюсь хорошенько, пить больше не буду, приведу все дела в порядок… Вот так вот!

— В сказку даже, в невозможное верить смеет кто, всем солнца много, здоровья доброго, долгих лет.