Тээт Каллас - Звенит, поет

— Можно еще кое-что спросить у вас?

— Давай спрашивай, — ответил я, ковыряясь с веслами.

— А как же… волшебник?

— Ну, в принципе с ним обстоит так же. Он должен сам устраивать свою жизнь, как и любой другой человек. А вот в игре его возможности несколько шире… И иногда ему позволено и в обыденной жизни… ну, немного пофокусничать, только, конечно, при том условии, что никто ничего не заметит…

— Может он, например, приостановить дождь или согреть прохладный воздух?.. — невинно спросила Марге.

Я растерялся.

— Э-э, ну да, но только ненадолго и на очень небольшом пространстве.

— Все меня забрызгивают сегодня, — пожаловалась в ответ Марге.

— Вот наказание, я же не нарочно! — пробормотал я, пытаясь справиться с веслами. Лодка неуклюже подходила к берегу, Я посмотрел через плечо — за кустами виднелся флагшток. Лагерь был погружен в глубокое сонное спокойствие. Небо местами прояснялось.

— А. почему никто не должен об этом знать… Кааро?

— Почему? Разве я не сказал? Потому что люди не верят в невозможное. Это раздражает, с этим нельзя примириться, а значит, этого не существует. Как могут существовать вещи, которые нельзя ни увидеть, ни услышать?

— Да, — сдержанно ответила Марге. Может быть, она вспомнила о своем друге Прийте?

Берег был близко. Когда я поднял весла, чтобы лодка подошла к берегу сама, из тумана прямо на нас выскочила небольшая серая моторка, буквально в нескольких метрах резко развернулась и с пронзительным треском скрылась в тумане. За рулем сидел мужчина в больших темных очках.

Марге вскрикнула.

— Слушай, дай-ка мне тоже разок затянуться. — Фатьма высвободила голую до плеч руку из-под одеяла. Опустив глаза, я протянул ей сигарету и зажег спичку. Для меня было несколько неожиданно, что она курит.

Мы молча курили, сосредоточенно затягиваясь. Снаружи, сквозь неплотно закрытый полог, виднелась полоска облачного неба.

Звон в ушах прекратился. Теперь все в порядке. Конечно, это не значило, что я полностью забыл игру . Но поскольку я уже вышел из нее, я мог вспомнить о ней так, как, например, проснувшись, вспоминают сон или, откладывая книгу, ее сюжет. Кроме того, я точно знал, что с Марге ничего не случится, потому что одновременно со мной она тоже выключилась из игры и направилась в свою палатку спать. Игра все же была только игрой.

— Слушай, что это за дребедень в твоей жестянке? — поинтересовалась Фатьма. — Какая-то палочка, игральная кость?

Я растерялся. Теперь, когда полуобнаженное плечо Фатьмы и ее рука, слегка покрывшаяся гусиной кожей, как реальность были у меня перед глазами, все остальное не имело значения. Правда, на какой-то миг привыкший к проторенным путям благоразумный флегматик, еще сидевший во мне, словно квартирант, медлящий освободить квартиру, пытался вразумить закусившего удила по-юношески влюбленного безумца — мол, как же это, нельзя же так… Но влюбленный безумец послал ментора куда подальше, к черту на рога или в другое место, даже чемоданы его выкинул в окно, да еще пронзительно свистнул вслед, засунув в рот два пальца. Иначе говоря, если у меня и промелькнула мысль, что надо бы удалиться из палатки, я и пальцем не шевельнул.

— Ох ты, — сказала Фатьма теперь уже дружелюбно. — Не угодно ли, до чего же ты меня напугал! И часто ты такие номера выкидываешь?

— Да, Фатьма… знаешь, я задремал, и мне приснился какой-то странный сон. Ну ты скажи, ведь глупо же? Слушай, Фатьма, мне кажется, что мы страшно давно знакомы! — шептал я с жаром — и тут же сам поверил в это.

— Мне тоже кажется, — вежливо ответила Фатьма. Она о чем-то задумалась и потом медленно проговорила: — Действительно, странное дело, не угодно ли, — я тоже видела во сне, что ты плывешь в какой-то лодке по какому-то озеру, и с тобой там вроде бы какая-то девушка…

Она не выдумывала. Ей и в самом деле могло это присниться. Фатьма даже слегка посмеялась — по правде сказать, это все выглядело нелепо, особенно на фоне нашего недолговременного знакомства.

— Слушай, а где это я нахожусь? — вдруг полюбопытствовала она.

— У начальника ла… Да вообще-то, в моей палатке.

— Ах так? Ну да. Ясное дело. Когда мы возвращались, было еще темно и я, кажется, была чуть-чуть пьяна.

— Вовсе ты не была пьяна!

— Она махнула рукой. Разуверять ее не стоило. Она лучше знала.

— Дело в том, что я только что проснулась. Холодновато стало. Беру я свой свитер и вижу — не угодно ли, кто-то очень аккуратно сложил всю мою одежду. Слушай-ка, ведь не ты же это сделал?