Марфа Московская - Игра

Не так-то легко похоронить взрослого человека в песке. Особенно тяжело хоронить себя.

Последний раз я взглянула на свое мертвое лицо – на нем лежала печать предсмертных страданий, но мне повезло – я умерла молодой… Нет, нет! Не я… Не хватало только напоследок сойти с ума!

Потом я плотно завернула Шейлу в свой халат, и она стала похожа на мумию большой кошки.

Господи, а куда же попадет ее душа? Дважды Превращенная – она уже и не кошка, и не человек… Кто из Богов небесных примет ее свои объятья? А была ли Шейла человеком? Может, это Бастет наказала ее за клятвопреступление, а значит, она была кошкой… И напоследок опять подшутила надо мной…

Чтоб мне не было скучно. И, может быть, идиотский сосуд действительно был пустым! Но я никогда уже об этом не узнаю…

Три часа я, совершенно голая, обливаясь потом и ежеминутно в страхе оглядываясь, пыталась выкопать яму валявшейся рядом лопатой. Песок настойчиво осыпался в могилу, и, казалось, этому не будет конца… Несколько раз я опускала руки, однако боль и чувство долга придали мне сил, и в конце концов я победила песок.

Сумки в пальмовых зарослях остались нетронутыми.

Я схватила кожаный рюкзачок Герды – собственно, в прошлой жизни это был мой рюкзачок – и с облегчением обнаружила, что все мои документы в порядке. Остальные паспорта и все оставшиеся чужие вещи, включая алебастровую вазочку, я утопила. Затем, наскоро ополоснувшись в прохладном Ниле, оделась, и вовремя – глухо урча, к берегу уже подходил вчерашний катерок. Капитан издали помахал мне рукой, и мне с трудом далась спасительная улыбка Пиноккио…

Я села рядом с кормой и тупо глядела на убегающую воду. Бойкий мальчишка, помощник капитана, принес мне стакан сока – я с истово осушила его, словно это был не сок, а святая вода. В кармашке рюкзачка лежало зеркальце – после некоторых колебаний я решилась взглянуть на себя…

В кого же Игра превратила меня? Может быть, в Шейлу?..

Из зазеркалья на меня смотрела я, но почти совсем седая, с морщинами под глазами и вокруг рта. Что ж, когда я вернусь домой, придется заняться этим… Хотя, несомненно, я теперь выгляжу гораздо солиднее – может, оно и к лучшему?

Испуганного Шпенделя мне принесли археологи, когда я уже забиралась на катер по шаткому трапу. Один из них спросил на ломаном английском, не могу ли я его забрать с собой в Каир – кота наверняка потеряли туристы, которые приезжали сюда вчера… А в их компании у двоих аллергия на шерсть и к тому же экспедиция временно сворачивается в связи с неожиданным затоплением оборудования для раскопок.

Я выразила им свое соболезнование и взглянула на кота. Шпендель с ужасом смотрел на меня, поджав обрубок хвоста. Однако, неожиданно для всех, в том числе и для самой себя, я согласилась забрать его.

Хотя, признаться, я не особенно люблю кошек…

Один Мрачное озеро Кукуа, обильно заросшее по берегам тростником, вытянулось почти на четыре километра с северо-запада на юго-восток. Мой дом стоит от воды на расстоянии крика; летом по утрам хорошо был слышен плеск волн – озеро всегда неспокойно, бдительно несет свою вахту, накатывая тяжелой ртутью на прибрежные мхи и баюкая в чреве сонмища рыб.

Дом – это сильно сказано. Обычная лесная избушка, с банькой и сортиром на отшибе, частоколом из тощих еловых стволов и печкой. Раньше здесь жил егерь, но потом взрослые сыновья забрали его доживать свой век в город, а на замену никого не нашли. Единственная деревенька Кургиево на соседнем одноименном озерце уже давно была нежилой – молодежь разъехалась, а старики померли. До нормальной грунтовой трассы – восемь километров зимника, который когда-то был проложен лесозаготовщиками, и поэтому реальная связь с миром затруднительна и требует хороших морозов. Ближайший убогий поселок, где можно отовариться – это еще пятнадцать километров по долбанной дороге, а до города Кеми – аж все шестьдесят пять; в общем, настоящее Богом забытое место. Кругом – сплошные озера, озерищи и озерца, речушки – бурные и не очень – бесконечные болота между сельговыми грядами, утыканными суровыми елками. Земли нет – вместо нее щедрой рукой катаклизма насыпаны камни, начиная размером с кулак и кончая – с автобус, поросшие мхом и лишайниками. Избушка егеря долго пустовала, быстро ветшая, как всякое заброшенное жилище, пока в ней не поселилась я. Это произошло несколько месяцев назад, после одного неприятного инцидента на работе и почти через три года после печальных событий в Египте…