Инна Гарина - Книга без переплета

Михаил Анатольевич находился в полной растерянности. Привыкнув за тридцать пять лет своей жизни во всем полагаться на маму, он вдруг оказался лицом к лицу с необходимостью предпринять какое-то действие. И действие, прямо скажем, неординарное. Не мог же он в самом деле вломиться сейчас, среди ночи, к кому-нибудь из немногочисленных своих или маминых знакомых и заявить, что вот, мол, немножко сошел с ума и поэтому просит заглянуть к нему домой и посмотреть, сидит ли еще там дедушка в красном халате. Бред какой-то...

Увидев в стороне от дорожки скамейку, утопавшую в сиреневых кустах, Михаил Анатольевич машинально направился к ней, присел на краешек и уставился прямо перед собой невидящим взглядом. Что же делать? Может, он и вправду сошел с ума? В таком случае, надо обратиться к врачу. Но опять же какие врачи среди ночи? И за что ему такое несчастье?

Против воли Овечкин начал припоминать подробности галлюцинации. Снова увидел он перед собою поросшее серой шерстью лицо деда и услышал его хриплый голос. Как домовой его обозвал? Насекомым?.. Почему это он, Овечкин, насекомое? И даже хуже? Непонятно. Он жил себе, никого не трогал. Ну, может быть, конечно, выдающихся поступков не совершал, так ведь не всякому и дано. Зато и не вредил никому... "Никто тебя не хватится! вспомнил он вдруг дедовы слова. - Никто и не заметит!"

И совсем расстроился. А ведь и правда. Так оно и есть. Вот он сидит здесь, одинокий, и никто не пожалеет о нем, если случится ему завтра исчезнуть из числа живущих... Сознавать это было чертовски неприятно, и Овечкин, как обычно поступают люди в такой ситуации, принялся судорожно искать виноватых.

... И не нашел. Более того, неожиданно убедился Михаил Анатольевич, что не может даже толком вспомнить свою жизнь. Так оказалась она однообразна и пуста, начиная с самого детства. Почему-то не дружил он с ребятами ни во дворе, ни в школе. Не играл в войну. Не искал кладов, не влюблялся. Не ссорился и не дрался. Почему? Ни одного интересного события не мог припомнить Овечкин, ни одного яркого переживания. Вроде бы читал он много - но и прочитанного толком не помнил, потому что впадал обычно над книгою в какое-то оцепенение и не то думал, не то мечтал о чем-то своем, чего не мог выразить ни словами, ни образами... Так и по улицам ходил, и на работе делал свое нехитрое дело - словно бы в полудреме. Жил он с мамою, и покойная его родительница никогда и ни в чем ему не препятствовала, возможно, даже не подозревая о внутренней его апатии. Кого винить? Сам... значит, сам проспал всю свою жизнь. Не искал ничьей дружбы и не знал любви. Не нажил врага и не изведал вкуса ни победы, ни поражения. Он и сейчас бы с удовольствием забылся, да только куда уж!..

Так, значит, прав был домовой? Михаил Анатольевич вздрогнул. Спал, и только сегодня, выходит, проснулся?..

И пробуждение оказалось не из приятных. Признав неожиданно для себя правоту домового, Михаил Анатольевич весь съежился и почувствовал, как от стыда заполыхали щеки. Ужас-то какой... Вот сидит он ночью в саду на скамейке и ни малейшего представления не имеет, что ему теперь делать. Разве что пойти и сдаться на милость привидевшейся ему нечисти и позволить окончательно растоптать свою человеческую сущность...

Скверным стал для Михаила Анатольевича этот час его жизни. Он познал всю глубину своей никчемности и своего одиночества. Он увидел Овечкина со стороны, как он есть, и осудил его со всей строгостью. И не было на земле человека несчастнее Михаила Анатольевича в этот час...

* * *

К реальности его возвратили холод, сырость и жгучие укусы комаров, круживших над ним хищным роем. Несколько раз хлопнув себя по шее, Михаил Анатольевич содрогнулся и беспомощно огляделся по сторонам.

Над кронами деревьев в бледном небе висела огромная серебряная луна. Свет ее смешивался с призрачным мерцающим свечением белой ночи. И от этой красоты у Овечкина перехватило дыхание. Никогда прежде не находился он вне дома в столь поздний час и никогда не видел ничего подобного. Даже не знал, что такое бывает. Он медленно повернул голову, стремясь охватить взглядом весь раскинувшийся перед ним ночной пейзаж с темными, посеребренными луною купами деревьев и прозрачною дымкой, стелившейся над полянами. Незнакомое доселе чувство благоговения и тихого восторга наполнило его исстрадавшуюся душу, и Михаил Анатольевич на время позабыл о своем горе. Он вдохнул полной грудью прохладный воздух, напитанный ароматами только что расцветшей сирени и прочей молодой зелени сада, и опять затаил дыхание, любуясь этой сказочной ночью.