Стивен Барнс - Плоть и серебро

— На самом деле, — сказал он им радостно, — я скорее пешка, чем королева. — И послал воздушный поцелуй. — Нет, правда.

Они подались к лестнице, нервно оглядываясь и перешептываясь. По выражению их лиц можно было догадаться, что они приняли его за беглеца из отделения с оббитыми стенами.

Но внимание Марши уже от них отвлеклось и сосредоточилось на задаче удержания ног под собой в должном положении. Шепоты — это не ново; звуки размытого незначительного ничто. Крик позади «Урод!» или «Чокнутый!» еще мог дойти до сознания, но это и все.

Перед ним вдруг материализовалась дверь в его ячейку. Он внимательно посмотрел на номер, хотя и без того легко было узнать эту дверь — последняя в тупиковом коридоре. Занятно. Кто сказал, что у больничных администраторов нет чувства юмора?

B/163/G. Дом, милый дом.

Он пошарил в сумке, рукой в серой перчатке вытащил ключ, поглядел, как рука вставляет ключ в замок, будто это была какая-то автономная машина, действующая сама по себе.

Замок чирикнул, воспринимая ключ, и дверь отъехала в сторону. Он ввалился внутрь, хлопнув по панели позади, чтобы снова закрыть дверь. Сейчас еще одну опрокинуть на сон грядущий — ладно, еще две — и проверить, как там его пациент. Конечно, с контрольной панели. Нет смысла рисковать гибелью этого бедняги, глядя на него непосредственно, тем более после того, как спас ему жизнь. Это вроде бы будет вопреки самому смыслу прилета сюда, разве нет?

Только надо припомнить, как там его зовут…

А они ему вообще сказали? Нет, наверное.

И только повернувшись к кровати, он наконец отметил, что находится в комнате не один.

Сцилла сидела, выпрямившись, на кровати, ожидая, когда ее добыча заметит ее присутствие.

Что бы он ни сделал, она была готова. Если он попробует бежать, она вернет его раньше, чем он пройдет полпути до двери. Если он набросится на нее, то быстро поймет, какая это смертельная ошибка — нападать на ангела.

Но он просто стоял, слегка покачиваясь, глядя на нее так тупо, что она даже усомнилась, видит ли он ее вообще.

Лицо у него было широкое и грубо вытесанное — резкий ландшафт затененных впадин и выветренных обрывов. Лишь редеющая бахрома черных с проседью волос держалась на затылке. Губы его свело в странной полугримасе — привычной, судя по глубине складок вокруг рта. Он был среднего роста, широкогрудый, коренастый. Она решила, что он еще и силен, хотя широкие плечи обвисли, будто от многих лет тяжелого труда.

Беспокоили Сциллу его серые глаза. В них не было ни жизни, ни любопытства. И ничего вообще она там не видела, кроме своего отражения.

Кажется, он так и собирается тут стоять, безмолвно, неподвижно, невозмутимо — всегда. Сцилла не привыкла, чтобы на нее не реагировали. И ей это совсем не понравилось.

— Ты доктор Георгори Марши, — сказала она резко. — Ты будешь делать то, что я говорю. Я хочу, чтобы ты сел. Ты будешь повиноваться или я должна показать, что будет, если ты ослушаешься?

Марши безразлично пожал плечами, но подчинился. Он тяжело рухнул на единственный в ячейке стул.

— На вас надет полный боевой экзот «Армарк» выпуска ККУ ООН, — сказал он очень спокойно. — Помимо вооружения, этот экзот увеличивает вашу скорость в пятнадцать раз, а силу в тридцать раз по отношению ко мне.

— Ты точно оценил мое над тобой превосходство, — процедила Сцилла. — Но не следует нести бессмыслицу. Я — ангел .

Ее добыча ответила ей язвительной улыбкой.

— Моя ошибка. Я всегда думал, что пьянство доведет меня до розовых слонов. — Он потянулся за бутылкой, стоящей рядом на столе. — Кстати, о пьянстве: не хотите ли выпить со мной перед сном?

Его нежелание принимать ее всерьез было непростительно. Сцилла двинулась , взлетев с кровати как живая молния, и выхватила у него бутылку раньше, чем глаз успел бы мигнуть.

Потом она медленно и демонстративно раздавила ее одним движением покрытой серебром ладони. Ячейка наполнилась резкой вонью пролитого алкоголя. Осколки зазвенели, падая на пол.

— Нет? — дружелюбно сказал Марши, глядя ей в лицо. Оно было татуировано кошмарной маской демона — лицо, предназначенное для наведения страха на смотрящего. — Или вы именно джин не любите?

— Что с тобой такое? — спросила Сцилла, и голос ее стал едким от ярости. — Ты дурак? Ты самоубийца?

Марши смотрел на нее, не мигая, и на лице его не было страха, не было вообще ничего, что она могла бы назвать.

— Я человек, который хочет выпить, — ответил он.