Алан Гарнер - Луна в канун Гомрата

- Сьюзен! - закричал Утекар.

- Она вернется, когда поймет, что мы не последовали за ней, - сказал Колин.

Но Сьюзен даже не оглянулась. Она подъехала к круглому холму в конце долины и, вместо того, чтобы объехать его справа, направилась налево, по узкой пешеходной тропинке.

- Она хочет зайти в дом! - закричал Колин и пришпорил Мелинласа, чтобы броситься вслед. Но Мелинлас не двинулся с места. И чем больше Колин прилагал усилий, тем меньше конь обращал на него внимания. Это не было просто упрямством, как иногда случается с лошадьми. Мелинлас был спокойным и послушным конем. Он просто не двигался, и все.

Колин спрыгнул с коня на вереск и побежал бегом. Утекар попытался последовать за ним, но Мелинлас лягнул его лошадь и оскалил зубы, так что та не осмелилась пошевелиться. А Утекар был слишком слаб, чтобы понадеяться на свои ноги. Лайос-альфары не двигались.

Тропинка заросла травой и была скользкой, ручей бежал по камням где-то там, внизу. Ветки хлестали Сьюзен по лицу, но все это казалось мелочью по сравнению с тем нестерпимым холодом, который опалял ее запястье.

Тропинка кончилась. Сьюзен оказалась перед домом. Там, возле дороги, бесформенная в своих длинных одеждах, окруженная бодаками и палугами, стояла Морриган.

Завидев Сьюзен, палуги и бодаки завизжали. Им она представилась неузнаваемо преобразившейся. Они задрожали от страха и скрылись в темноте. Но сияние браслета никак не действовало на Морриган. Ведьма подняла руку.

Только тогда, когда Сьюзен взглянула ведьме в глаза, светящиеся, как у совы, она осознала настоящую цену опасности. В их глубине дрожало и кружилось что-то черное-черное. Луна сообщила Морриган такую силу, что, когда та подняла руку, даже ручей умолк и воздух дрогнул от страха.

- Веримас! Эслевор! Франгам! Бедлор!

Что-то вроде черной молнии отделилось от ее руки и направилось к Сьюзен. Сьюзен, защищаясь, подняла руку. И тут она снова увидела могущественное слово на браслете. И хотя на этот раз оно звучало иначе, чем на Сияющей Вершине, девочка произнесла его громко, вкладывая в его звуки всю свою волю.

- ХУРАНДОС!

Браслет испустил язык белого пламени, который встретился с черным пламенем Морриган, и они сцепились, как дерущиеся змеи.

- Салибат! Реттерем!

Черное пламя росло, уплотнялось, стало оттеснять белое пламя назад, в сторону браслета.

Сьюзен привстала на стременах. Ей даже не пришлось глядеть на браслет, слова, которых она никогда не знала и не произносила, стали сами срываться с ее губ:

- ...пер седм Балдери эт пер грациам гуам забуисти...

Свет с ее стороны снова разросся, но Морриган ответила ей тоже непонятными словами, и Сьюзен почувствовала, что слабеет и чернота охватывает ее своими щупальцами.

"Ну почему здесь должна была оказаться я? Ну почему именно - я?" - думала Сьюзен.

И тут могущество Морриган настигло Сьюзен. Девочка точно провалилась в какую-то черноту.

Когда Сьюзен очнулась, то увидела, что Морриган стоит к ней спиной и глядит на дом. Ведьма была слишком уверена в своем искусстве, слишком презирала светлый браслет, и то, что должно было разрушать, только слегка удивило ее. Сьюзен почувствовала, что больше уже ничего не может сделать. Она попыталась, и она проиграла. Теперь нужно предупредить Колина и Ангарад Златорукую. Пусть они что-нибудь предпримут.

- Бестицитиум косолатио вени ад ме вертат Креон, Креон, Креон... Морриган что-то причитывала бесстрастно, монотонно, подняв руки.

Сьюзен потихоньку поползла к лошади, которая стояла как завороженная, и добралась как раз в тот момент, когда голос Морриган усилился и та вскрикнула:

- ...принципем да мотем эт инимикос о простантис вобис пассум синцисибус. Фиат! Фиат! Фиат!

В доме раздался раскат грома, и из верхнего окна стал выплывать черный дым. Наружная стена дома рухнула, и из его глубины появилось огромное черное облако, и в этом облаке были два красных пятна.

Сьюзен не стала дожидаться. Она взобралась на лошадь, и лошадь под ней успокоилась. Они помчались вихрем. Сьюзен слышала, как Морриган что-то кричит вслед, и вот уже Сьюзен завернула за угол и оказалась на дороге за ручьем.

Но Броллачан поднимался над Эррвудом и все разрастался и разрастался, и сам по себе сильный, да еще поддержанный луной и могуществом своей хозяйки. Он заметил и всадницу на дороге, и увидел эльфов на холме. У него возникло намеренье собрать с них дань за долгие столетия плена, состоявшегося по их вине.