Абдухаким Фазылов - Судьбы вертящееся колесо

— Кончайте базар! — крикнул Алим Акрамович, увидев, что один из маститых подхалимов не справляется со своими обязанностями, а другой, можно сказать, самый надежный, ведет себя непостижимым образом. — У меня около пятисот научных трудов, сделанных кровью и потом (все знали, что эта цифра «случайно» совпадает с количеством статей всех сотрудников института, выпущенных за срок директорства Алима Акрамовича). В большем я не нуждаюсь. Повестка дня исчерпана. Все свободны, — повернувшись к «Правой руке», добавил, — а ты останься,

На следующий день институт тихо гудел, как разбуженный улей.

Директор не вышел на работу.

Расул Сагдуллаевич же заперся у себя в кабинете и никого не принимал. Только иногда, неожиданно появляясь в приемной, вызывал нужных людей тоном, не терпящим ни малейшего возражения, отчеканивал распоряжения и опять скрывался за дверью. Все старались не приближаться к дирекции и дрожали при вызове туда. Зато в лабораториях, в укромных местах коридоров вовсю шли обсуждения вчерашнего инцидента. Источником этой смуты были участники совещания, сообщившие еще вчера же своим доверенным близким («по секрету», естественно) о совершенно невероятных происшествиях, случившихся на только что закончившемся совещании. К полудню, как это обычно бывает, слухи и толки, полностью оторвавшись от первоисточников, начали существовать самостоятельно. Фантазия научных сотрудников стремительно устремилась ввысь, не признавая никаких границ. Суждения, прошедшие через призмы различных взглядов, открытых и тайных стратегий сотрудников, приводили к потрясающим версиям. Говорили о наступившем наконец разладе между директором и «Правой рукой» после десяти лет слаженной совместной работы. Передавали шепотом, что «Правая рука» решил занять место директора и что вчерашний инцидент есть первое звено его программы, рассчитанной на несколько месяцев. Рассказывали также, будто все это происходит из-за того, что Расула Сагдуллаевича больше не устраивает установившаяся между ним и шефом форма дележа, так называемого, директорского фонда, которым они распоряжались сообща в исключительна конфиденциальных целях. Были даже такие совершенно фантастические утверждения, что у «Правой руки» пробудилось нечто, отдаленно напоминающее человеческую совесть, которая подталкивает его к решению вывести шефа на чистую воду. Но большинство сходилось во мнении только в одном. После такого публичного выступления дни Расула Сагдуллаевича на посту заместителя директора по науке сочтены. К концу дня основная часть публики начала подчеркнуто почтительно здороваться с Бузрукходжой Саидходжаевичем, справедливо считая, что он и есть реальная кандидатура на этот, ставший почти уже вакантным пост.

Вокруг Рустама сразу образовался глубокий вакуум. Хотя никто не мог толком сказать, в чем его вина, все были уверены, что в любом варианте дальнейшего развития событий ему несдобровать. Он конченый человек, и посему контактировать с ним бесполезно, возможно, и опасно. Исчезновение его из института — вопрос времени. Бедный Рустам!

Я ликовал. Вчера, когда шайтан вернулся в рисунок, покинув лабиринт мозговых извилин Расула Сагдуллаевича, я развернул листочек. Чертик расплылся в улыбке.

— Ну как? Тебе понравилось? Давай еще кого-нибудь заставим говорить правду. Например, этого, э… твоего, э… Эшанходжаева, а?

Я погрозил ему пальцем:

— Но-но, не увлекайся. По уговору сценарий буду составлять я.

— Ладно, ладно… Может быть, мне сбегать, узнать, что там происходит сейчас у директора?

— Этот прием мне не подходит. Надо посмотреть, чем кончится эта история.

Шайтан сделал кислую гримасу, обиженно буркнул:

— А жаль, было бы интересно…

Я-то представлял, что происходило там, у директора, между ним и «Правой рукой» — кое-что начал понимать в их повадках за прошедший год.

— Алим Акрамович, не ругайте меня, — поспешно должен был бы сказать Расул Сагдуллаевич, как только мы (и вместе со мной шайтан) покинули кабинет, — я сейчас все постараюсь объяснить.

— Что-о-о…? Ты еще собираешься что-то говорить после всего этого, подлец?! — взревел директор.

— Алим Акрамович, домла, со мной что-то случилось. Когда вы обратились ко мне, я встал уже готовый, чтобы разделаться с этим упрямым ослом. Через несколько минут этот трус сам начал бы просить вас о соавторстве. Но, как только я собрался говорить, вдруг кабинет с людьми словно перевернулся у меня перед глазами, и я перестал управлять собой. Я чувствовал, даже сознавал, что говорю не то, что нужно, но остановиться не мог. Словно шайтан какой-то вселился в меня и управлял моим языком.