Алексей Лебедев - Ветроград

Лето клонилось к закату, однако природа в этом году расщедрилась на ясные погожие дни и теплые, но не душные ночи.

Свет изящной лампы-бра выхватывал из темноты кабинета старинный дубовый стол, на котором по левую руку возвышался весьма современный «Пентиум-III», а по правую лежала стопка деловых бумаг, гранича со стенкой из книжных полок — от пола до потолка. Компьютер был включен, но по экрану плыли рыбки скринсейвера. Сидящий за столом отодвинул клавиатуру в сторону. Глубоко вздохнув, словно неохотно решаясь на что-то, он достал из верхнего ящика тетрадь типа школьной — мятую и замусоленную. Казалось, здесь ей не место. Должно быть, и сам человек чувствовал это — его пальцы прикасались к рукописи словно к чему-то опасному и грязному, но вместе с тем неудержимо притягательному. Он открыл тетрадь и начал чтение.

За открытой настежь балконной дверью загадочно мерцал огнями и тихо рокотал огромный ночной город.

«… Помнишь, как ты смеялся над моими рассуждениями? Будучи приверженцем точных наук, удивлялся, как можно строить теории на шатком фундаменте бабушкиных сказок и диких суеверий? Полагаю, что очень скоро наш давний спор будет разрешен.

Боюсь показаться нескромным, но по-моему я стою на пороге самого удивительного открытия, которое перевернет все наше знание о Вселенной. И оглядываясь назад, кажется, что я шел к нему всю жизнь, словно это было предначертано судьбой.

Впервые легенду о Ветрограде я услышал еще во времена студенческой практики, в этнографической экспедиции. Впрочем, тогда я занимался совсем другой тематикой и не придал услышанному большого значения. В сказочном Ветрограде слышалось искажение старинного „вертоград“ — дивный сад, под которым обычно имелись в виду райские кущи. Либо „град небесный“ — его описание было дано еще в Откровении Иоанна Богослова, именуемом также Апокалипсисом…

Смутные ассоциации возникли у меня несколько лет спустя, при чтении книги Роджера Желязны об Амбере — не ты ли, кстати, мне ее подсунул? — и таинственном Тир-на-Ногте. Желязны, понятно, опирался на кельтские легенды, творчески их переосмысливая… А как насчет легенд наших предков?

Официальные источники на этот счет дружно молчали. Однако мне удалось разыскать рукопись профессора Рогова, депонированную чуть ли не полвека назад (так что на момент написания он еще не был профессором) и посвященную… моему Ветрограду! Иван Семенович локализовал источник легенды на северо-востоке Энской области, упоминая в том числе деревню под чудным названием Ветрянка.

Разумеется, никого из респондентов ученого уже не осталось в живых. Вымерли даже сами деревни и села, когда-то признанные бесперспективными. Их руины встречали меня угрюмым молчанием, порой — жалобным скрипом. Сгнившие, покосившиеся дома с зияющими провалами темных окон… Улочки, давно заросшие бурьяном… Там кажется, что ты — последний человек на Земле, чудом переживший конец света.

Руководствуясь старыми картами, приметами и намеками, я нашел нужное место. Правда, не сразу это понял. Дело в том, что от легендарного Лешачьего бора, некогда дремучего и зловещего, осталось лишь скопище чахлых рощиц! Причиной тому бесконтрольная вырубка или нарушение гидрологического режима не мне судить. Но растительность здесь действительно странная… У деревьев не сразу определишь породу, а некоторые заставляют содрогнуться своим уродством. Как человек атомного века, я бы сказал, что они мутируют. И заподозрил бы техногенное воздействие, не знай, что чудеса тут продолжаются не одну тысячу лет…

Я нашел и заповедную поляну, с огромными валунами, почти в человеческий рост. Должно быть, они лежат здесь с ледникового периода… На камнях я обнаружил полустертые петроглифы. Конечно, скептик мог бы углядеть в них рисунки местных шутников, а то и вовсе игру природы, но очень скоро, надеюсь, моя теория будет проверена опытом.

И еще: я обратил внимание, что здесь гуляет иногда очень странный ветер — а в двадцати шагах и листик не шелохнется! Мне кажется, это ветер с той стороны. Он приносит нездешние запахи и звуки, от которых меня пробирает озноб…»

В этот момент, должно быть, чувства писавшего в известной мере передались читавшему, поскольку он вздрогнул, отложил тетрадь, осторожно встал с кресла — чтоб не заскрипело, сделал несколько шагов по дорогому ковру и решительно закрыл балконную дверь. Затем, нервно оглянувшись вокруг, словно опасаясь кого-то прячущегося по темным углам кабинета, вернулся к столу и продолжил чтение в желтом свете лампы посреди мрака ночи.