Алексей Лебедев - Рассказы

Сложившуюся за последние сто лет политическую систему Вейрии следовало бы охарактеризовать как полуторапартийную.

Правящая партия консерваторов бессменно стояла у кормила власти, поддерживая статус-кво. Остальные партии по-настоящему не претендовали на власть, ограничиваясь достаточно беззубой критикой, и служили скорее для удовлетворения амбиций своих лидеров. Шла игра в политику, плелись мелкие интриги, поднимались бури в стакане воды.

Радикал-оптимистическая партия казалась совершенно новым явлением. Не будучи официально зарегистрированной, не участвуя в выборах и не стремясь к этому, эта организация за несколько лет создала себе имидж таинственной и грозной силы. О ней говорили со страхом и восхищением. Неуклюжая правительственная пропаганда играла только на руку радикал-оптимистам, а безуспешность попыток органов госбезопасности пресечь деятельность экстремистов вызывала молчаливое одобрение населения, не питавшего теплых чувств к спецслужбам. Массовое сознание изнывало от скуки и пустоты жизни; обыватель жаждал острых ощущений — и он получил их сполна.

Государственный переворот превратился в захватывающий спектакль, непрекращающееся грандиозное шоу. Продолжались аресты, разоблачались все новые факты коррупции и злоупотреблений, выносились на всеобщее обсуждение подробности общественной и личной жизни членов партии и правительства.

Параллельно строились самые радужные планы и грандиозные проекты, создавались новые рабочие места, шли митинги в поддержку нового порядка. Сам товарищ Мьор регулярно появлялся на экранах телевизоров, внушая народу идеалы радикал-оптимизма и разъясняя политику партии. Все происходящее было в какой-то степени продолжением прежнего балагана, только теперь в нем лилась кровь, а не клюквенный сок.

Ивин понял, что имел в виду полковник, говоря об «опаснейшем прецеденте». Перебирая в уме известные ему миры, сыщик сразу выделил несколько, где подобная постановка была бы возможна — при талантливых режиссерах. Впрочем, Синицын ошибался в одном: он недооценивал Мьора. А Мьор был исключением во многих отношениях. По-настоящему неясными оставались мотивы его поведения; очевидность здесь только мешала. Возможно, мотивы эти лежали вообще за гранью человеческого понимания и логики.

В последней своей речи Мьор коснулся двух специфических для Фонтау проблем. Выражая глубокую озабоченность продолжающимся вырождением вейров, он возвестил новую государственную программу «Здоровье нации». Всем гражданам надлежало пройти обязательное медицинское обследование и получить генетические паспорта. Вейры со здоровыми генами должны были занять в обществе привилегированное положение. Сосуществование нормальных граждан и выродков признавалось противоестественным и вредным для здоровья нации, а проводимая прежним правительством политика терпимости и согласия — преступной. Выродков ждали гетто, лагеря и эфтаназия — в особо тяжелых случаях. Готовился закон об уничтожении неполноценных детей и превентивных абортах.

Вторым пунктом стояла война с Тьюрией. Впрочем, войной ее никто не называл. Речь шла о санитарно-гигиенической операции по ликвидации очага эпидемий, анархии и варварства. Иммигранты из Запроливья объявлялись вредителями и шпионами. Тьюры представали опасными врагами цивилизации и прогресса. Цитировались дышащие ненавистью тексты времен Восьмилетней войны. Договор о разделе планеты признавался недействительным — какие могут быть договора с дикарями-фанатиками?

Земли за Темной рекой считались запретными. Но запрет этот никогда не исполнялся строго. Немало нашлось смельчаков, отважившихся проникнуть в ближний лес и вернуться оттуда с ворохом небылиц. Там якобы видели отряд воинов Харата, ищущих дорогу домой, но не способных вырваться из магического плена.

Видели и самого Призрака Темной реки, хоть ни одно описание и не сходилось с другим. Еще в том лесу росли невероятной величины грибы и ягоды, но почему-то совершенно безвкусные, и это было единственным фактом, поддающимся проверке.

За лесом открывалось пустое пространство, поросшее высокой жесткой травой и цепким кустарником. Дальше возвышался запретный холм. Здесь уже много лет не бывал никто из живых.

Хонст добрался до вершины и в изнеможении упал на землю.

Ему стало хорошо и спокойно. Он снова был один, вдали от злых и безумных людей, наедине с вечностью…