Впереди ступали семь старцев в белоснежных одеждах, расшитых золотом и алыми перьями священных фениксов. Там, где босые ноги старцев касались пропитанной соками трав тропической земли, вспыхивали страстным блеском россыпи рубинов и изумрудов, но на такое чудо никто из шедших следом за старцами не обращал ни малейшего внимания, словно такое спецпроизводство драгоценных камней было делом обыденным и неинтересным. За старцами в белом вышагивал абсолютно лысый и к тому же рогатый старец в черном. Его лысина сияла позолотой, а меж кончиков длинных крепких рогов была натянута тонкая проволока с подвязанными к ней многочисленными бубенцами и колокольцами. Это музыкальное хозяйство издавало нежный, но в то же время слегка угрожающий перезвон, словно предупреждало, что их рогатый владелец - тип отнюдь не безобидный. Рогатого сопровождали два высоченных красавца, из одежды имеющих на себе лишь что-то вроде золотых передничков. Красавцы мерно двигали опахалами над рогами впереди идущего старика, создавали дополнительный приток ароматного жаркого воздуха.
Но что красавцы с опахалами! Ведь прямо за ними двигался истинный цветник! Дюжина изящных, хрупких, как статуэтки из севрского фарфора, девушек. Они шли парами, держа в смуглых руках странные полупрозрачные сосуды с крепко запечатанными горлышками. На шоколадной коже красавиц золотой пудрой светились вычурные узоры. В длинных распущенных волосах томились бутоны цветов, на запястьях и щиколотках позвякивали браслеты. Но девушками шествие не ограничивалось. Они, похоже, были только прелюдией - ведь тот паланкин, что несли на плечах рослые смуглокожие юноши, явно имел статус кульминации. Паланкин (столбики из черного дерева, пурпурно-червленые занавеси и катастрофическое изобилие драгоценностей) плыл в волнах благовоний и шорохе листвы. И тот, кто прятался в этом паланкине, был, видимо, настолько велик и важен, что даже сердитый леопард (который упоминался выше) почуял неладное и разумно поспешил убраться восвояси.
Хотя его могли напугать и те многочисленные чудовища, что замыкали шествие. Мы не будем их описывать подробно, упомянем только, что рук (точнее, сходных по строению с руками конечностей) у них было в три раза больше, чем положено виду homo sapiens. Кроме того, существа были покрыты крупной чешуей приятной черно-желтой расцветки… Судя по всему, этим ребятам приходилось играть роль не только музыкантов, но и телохранителей.
Звенящая и брызжущая драгоценными камнями процессия миновала заросли душистого растения, в переводе с местного наречия именуемого «супруг, стыдливо прячущий от жены свой новый тамтам», и вышла на берег Сонги. Как раз в этот момент с неба испарились последние облачка, солнце воссияло во всей своей силе и воды золотой реки заблистали так, что неподготовленный наблюдатель запросто мог получить ожог сетчатки. Старцы остановились у кромки воды. Девушки изящно опустились на колени и стали еще больше похожи на цветочные бутоны. Паланкин тоже поставили в траву. Тут же у пурпурного средства передвижения отдернулась занавеска, и над волнами священной Золотой реки прозвучала раздраженная и немелодичная реплика московского обывателя:
– Меня укачало!
Из паланкина вяло, только для проформы поругиваясь, выбрался под купол здешнего сапфирового неба человек. Был он смугл, но не настолько, чтобы его кожа совершенно походила на кожу девиц или старцев из процессии. Да и лицом он скорее походил на завсегдатая каких-нибудь Лужников, чем на здешних прекрасных и совершенных аборигенов.
– Ну транспорт тут у вас! - продолжал изъявлять недовольство тип из паланкина,- Я думал, хуже поездов на кольцевой в час пик и быть ничего не может… Ошибался. Ох, великая Царица Аганри, чтоб тебя, как голова-то кружится!
Все это он произнес на великом и могучем. Дальнейший же разговор происходил на местном диалекте, в знании которого неизвестно откуда взявшийся в сердце джунглей русский выказал недюжинные способности.
Старик с рогами на золоченой лысине пронзительно глянул на кислую физиономию русского и произнес, шипя и фыркая, как разъяренный барсук:
– Нхо-н-эн лах тарш-ин-глоох, Этано! Оойё? (В столь торжественный момент настоящему мужчине неуместно жаловаться, Степан! Проникаетесь?)
– Оойё, наблаги Тонтон Макут? - мрачно кивнул Этано, он же Степан.- Оойё нартх-н-олули! (Проникаюсь, великий колдун Тонтон Макут! Проникаюсь, как полночная змея в сандалию спящего воина!)
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу