Георгий Вирен - Искатель. 1988. Выпуск №5

Надо послать туда Ивана Голубовича. Парень смекалистый, ловкий, а главное — дом его престарелых родителей через каких–нибудь два двора от полиции. С чердака можно уследить за всем, что происходит вокруг. Только бы добраться без шума!…

Антон пошёл к Ходкевичу, разбудил его, и они вместе направились к Титычу обсудить план действий.

Через полчаса, ещё до рассвета, двое партизан отправились на задание.

Проводив их, Мороз столкнулся возле кухни с Максимом Орешко и Зосей. Они стояли, облокотившись на телегу, переговаривались. Лицо Максима, обычно весёлое и живое, было угрюмым. Всклокоченные волосы торчали из–под шапки. Зося выглядела грустной, озабоченной, под глазами легли тёмные крути.

Мороз поздоровался, пожал руку Максиму.

— Вот жизнь, комиссар, — сказал тог хмуро. — Даже похоронить батьку не могу по–человечески… Свезут старого на погост — и дело с концом…

— Да, — сказал Мороз, — беда. После паузы добавил:

— Что поделаешь. Поживём ещё, повоюем. Держитесь, ребята…

Они промолчали, только Зося теснее придвинулась к Максиму.

Уходя, Антон вдруг поймал себя на том, что невольно ускоряет шаг — он всегда чувствовал стыд, когда был бессилен помочь в чужой беде.

Кроме того, Антон с удивлением ощутил, что восприятие казни мирных людей в райцентре, причинившее ему столько боли ночью, теперь, на свету, словно притупилось, спряталось, забилось куда–то вглубь. Неужели и к таким бедам, даже к самой смерти, так скоро привыкает человек? Наверное, шар ненависти подминает под себя сострадание, ожесточает и огрубляет всех, кто встаёт на пути, кто просто оказывается рядом. Очевидно, это самая большая всеобщая жертва войны. Не случайно же — запомнилось с детства — над остывшим, захолодевшим пожарищем вьются только чёрные птицы, а трава, зелёная кожа земли, прорастает медленно…

— Антон Иваныч! Антон Иваныч! — услышал Мороз мальчишечий голос. К нему со стороны кухни бежал Эрнст. — А где Зося? Не видели? Она вернулась, я знаю, тётка Полина сказала, — выпалил он. — Где она?

— Занята сейчас. Я тебе сам всё расскажу.

— Мои живы? — перебил его подросток.

— Живы. И отец, и мама. Отец арестован, не буду от тебя скрывать. Но это ничего. Вызволим отца. Думаю, вызволим…

Антон посмотрел прямо в глаза мальчика. Тот молчал. Антон положил ему руку на плечо:

— Пойдём–ка, брат, покажу тебе одно местечко, где гнездились аисты. Никак не пойму, почему так далеко от жилья? Раньше всегда прибивались поближе к людям. А вот этой весной в чащобу завеялись. Я бывал здесь — бульбу в углях пекли — и тогда что–то не замечал этого. Пойдём?

— Пойдём… Правда, почему в чащобу? Неужели войну чуяли?… — Чуть помолчав, мальчик спросил: — Правда, вызволите?

— Думаю, вызволим, — повторил Мороз. «Смотри, какой молодец, — подумал он про себя. — Даже голос не дрогнул…»

Около часа дня вернулся Андрей Ходкевич, сам вызвавшийся вести наблюдение за учительским домом. Он видел, как утром пришли два полицая, вытолкали Евдокию Петровну во двор и повели.

Около восьми вечера явился Голубович, Утром у него всё получилось удачно — прошмыгнул как мышь. А на обратном пути чуть не столкнулся нос к носу с немцами. Чудом успел проскользнуть в чей–то двор и спрятаться за собачьей будкой в малиннике. Вот все руки исколол и не только — он потёр ниже поясницы. Слава богу, что хоть пустой была будка–то…

Голубович подтвердил: около одиннадцати в полицию привели учительницу. После двух дня приехал в чёрной легковушке фашистский офицер. Пробыл часа полтора и укатил. Затем до самого вечера всё затихло. Ни учителя, ни его жену не выводили. Часовой у входа сменяется через два часа.

Мороз спросил о казнённых. Голубович насупился. Мать передала, что рано утром полицаи отвезли трупы на кладбище и закопали, где попало, никого не допустив на похороны. Креста на них нет, возмущалась мать, где ж это видано, чтоб над покойным человеком никто слезы не пустил. Сволочи! Как будто не людей хоронили, а собачню какую…

Попросил Иван мать и ещё об одном, — осторожно потолкаться вечером возле полиции. Она, правда, ничего особенного не заметила. Ходили туда–сюда с десяток полицаев, вечером бутыль с самогоном притащили.

Так, остановил парня Мороз, кто и куда притащил? Да эти полицаи, к себе, сказал Голубович. Весело им, рыгочут…

Вскоре Мороз собрал небольшой совет, хотя совещаться особенно было не о чем. Исходили из того, что полицаи неспроста запаслись самогоном. А коль так — попойка закончится не скоро, полицаи наверняка захотят покуражиться, почувствовать себя властью, хозяйчиками — для таких мерзавцев нет ничего желаннее, чем война или смута. Выходит, нападать разумнее всего после четырёх утра.