Георгий Вирен - Искатель. 1988. Выпуск №5

Жизнь начинается заново. Я ещё не пониматель, но я должен им стать. Это — долг. Перед Толей, чью жизнесмерть мне предстоит продолжать. Перед Героем, поднявшимся на пулемёт. Перед женой — мне ещё предстоит п о н я т ь свою вину перед ней. Перед Шуриком — как я хочу, чтобы он не передумал назавтра. Перед Понимателем. Перед Амираном, Ирой, Валерией, Галей, Олегом, перед Толиной дочкой, перед людьми, для которых пока ещё увы! — заяц, выбежавший на дорогу, значит больше простых человечьих слов.

Шаги в коридоре. Это Пониматель.

— Вот и всё, — улыбается он. — Ты не огорчайся, тут нет ничего печального. Прислушайся, звёзды смеются. Ну же, ну!

И я слышу тихий перезвон.

— У тебя будут звёзды, которые умеют смеяться. Как будто я подарил тебе целую кучу бубенцов. Прислушивайся к ним, когда будешь писать.

— Я могу не писать и писать не буду. Я пишу искренне, но пишу ложь. Я не знаю, в чём она, но она есть.

— Ты пишешь правду. Ложь была в тебе самом. Но теперь всё пройдёт. Почаще запрокидывай голову. Звёзды не лгут. Взгляни: они смотрят на нас.

Я вглядываюсь в тёмное снежное небо.

— Вон, вон она, видишь — восходит, — вдруг кричит Пониматель. — Это она, она!…

Лицо его горит, глаза широко раскрыты.

— Это она… она… — повторяет он. — Верь: Моцарт не умирает, он всегда возвращается. Слепота ещё не конец. Можно выжечь глаза, но нельзя убить душу. Экзюпери вернётся. Я вернусь. Она восходит, восходит…

И я вижу звезду. И около неё множество других звёзд. Они перемигиваются, они смеются, как бубенчики на колпаке у мудрого и грустного шута.

Звонит телефон. Я не подхожу. Звонит долго. Умолкает. Снова звонит.

Звезда восходит над миром.

— Сними трубку, — говорит Пониматель.

Голос жены.

— Проходила мимо, смотрю — свет. Неужели, думаю, вернулся. Я внизу, меня вахтёр не пускает.

— Я не…

Пониматель бьёт по рычагу.

— Иди! — кричит он. Глаза его безумны.

— Иди, — просит он тихо, еле слышно. Глаза его бездонны.

— Иди… — легонько подталкивает он меня к выходу.

А звезда восходит над миром.

— Иди. Так надо. Не забывай слушать звёзды. У тебя родится сын, сделай его человеком. И Моцарт не умрёт… Иди!

Жена стоит в вестибюле. Жалкая, неприбранная, из–под пальто выбился ворот домашнего платья.

— Проходила мимо, смотрю — окно у тебя горит. Вдруг, думаю, вернулся… О, господи, что же я… Я… Он позвонил, сказал, тебя надо спасать. Сказал: глаза слепы, искать надо сердцем. Я не поняла… Я знаю: ты не уезжал. Я видела некролог, так мог написать один ты… Он позвонил, он просил… Я плохая жена…

Она поворачивается к выходу.

— Подожди! — я беру её за руку. — Подожди! — говорю я ей. — У нас родится сын! — говорю я ей. — Ты прости меня! — говорю я ей. — Ты прости меня… — шепчу я безысходно.

Она плачет. Беззвучно, закусив губу.

— Глупый!… Какой ты глупый!… — плачет она.

Стук, как выстрел, — вахтёр уронил костыль.

— Там Пониматель, — говорю я ей. — Его звёздочка… слышишь, звенят бубенцы?… Ты подожди, ты только не уходи… Я должен быть с ним… Ты только не уходи, только не уходи!…

Я не жду лифта. Я несусь наверх через три ступеньки.

Я должен быть с ним.

Плётки (бел.) — сплетни, пересуды.

Вёска (бел.) — деревня, село.

Свята (бел.) — праздник.

Дрэнна (бел.) — плохо, дурно.

З глузду съехал (бел.) — с ума сошёл.