Евгений Филенко - Эпицентр

— Отчего же немедленно? Можно и не спешить, была бы достоверная информация. Все же будьте готовы, что мы рискнем, вопреки мнению коллеги Топа, перейти от картинок к прямой речи.

— Я-то давно готов И лингвары готовы — Лицо Клавдия напряженно сморщилось, будто резиновая маска — Послушайте, доктор Кратов. Мы тут одно время теоретизировали — может быть, они хотят скрыть от нас что-то на поверхности планеты? Может быть, им стыдно пускать нас к себе?

— Топ сообщил вам о наличии чувства стыда у альбинцев? — осведомился Кратов.

— Отнюдь, — меланхолично произнес Клавдий. — Он и сам имеет о стыде чисто теоретическое представление. И связывает его существование у людей с теми же многообразными табу и комплексами, которых якобы лишена его раса… Но подумайте; если бы лет триста назад кто-либо захотел войти в контакт с человечеством, разве не было бы нам стыдно показать инопланетянам Землю, полную оружия, концлагерей, голодающих людей?

— Вероятно, вы правы, — сказал Кратов. — Но это не причина, чтобы пускать в пришельцев баллистические ракеты. А вот другой, более веский повод в ту пору у человечества был. Социальная разобщенность. Земная цивилизация постоянно делилась на противостоящие с оружием в руках лагери, и вдоль, и поперек — по убеждениям, по религии, по цвету кожи. По элементарном скудоумию… И гости из космоса с их галактической мудростью и мощью угрожали бы нарушить равновесие, приняв ту или иную сторону. Это был очень серьезный повод, доктор Розенкранц.

— У альбинцев нет наших грехов, — поспешно возразил тот.

— И концлагерей тоже нет? Нам известны, например, так называемые «генетические резервации» у некоторых весьма развитых рас, и эти расы охотно оправдывали перед Галактическим Братством их наличие. По сути же своей эти резервации мало отличались от наших концлагерей…

— Нет у альбинцев никаких резерваций. Ни явно, ни скрыто. Мы в свое время искали доказательства своим домыслам…

— Что ж, задача упрощается, — задумчиво сказал Кратов. — Но решения пока нет. Хотя, конечно, приятнее общаться с расой, не скомпрометировавшей себя концлагерями. Что же им тогда скрывать от наших паз?

Клавдий тяжко вздохнул, но не нашелся, что добавить.

«Они торчат здесь не меньше трех месяцев, — подумал Кратов. — В добровольном концлагере. В психологической резервации… За этот срок вряд ли что может измениться в человеке, если дела идут хорошо, цель ясна и видны перспективы. Но за то же время, когда ничего не выходит, на горизонте сплошной туман и ни малейшего просвета вокруг, можно проклясть все и вся. Надломиться и пасть. Обрасти щетиной и шерстью. Щетина, кстати, уже налицо… Почему в тот момент, когда я вошел, Клавдий на четвереньках собирал рассыпанные карточки, а Денис и не пытался ему в этом помочь? Конфликт, вызванный равнодушием одного и агрессивностью другого? Равнодушие одного к агрессивности другого? Или агрессивность одного в ответ на равнодушие другого?..

Это моя ошибка. Зря я набросился на директора Дэйнджерфилда. То есть, не совсем зря, и все же… Нельзя было упускать Альбину из виду. Никакие более важные и спешные, а главное — интересные дела такого прокола не оправдывают. Следовало либо немедленно свернуть все работы и отозвать миссию вместе с унылым Клавдием и издерганным Денисом, либо пойти на риск, чтобы раз и навсегда решить, возможен ли настоящий контакт. И уж если это не поможет, спросить совета у тектонов.

Как это сказал наш диспетчер с историческим прошлым? Злые птицы? Дикие лебеди, что гонят по лесам и полям сестрицу Аленушку и братца Иванушку, белые Демоны, посланники бабы-яги… Только в русских сказках бывает такой сдвиг стереотипов: разве могут белые птицы быть злыми? По всем статьям им полагается быть прекрасными и гордыми! Смотреть сказки Андерсена. И совсем другой коленкор, если взять, к примеру, плотоядных стимфалид с медными перьями-стрелами…

Так вот: надо было еще три месяца назад окончательно прояснить, злые у нас это птицы или просто в дурном расположении духа. А ждать, когда решение придет само собой, бессмысленно. Достаточно лишь заглянуть во ввалившиеся глаза Клавдия, увидеть неопрятную бородку, делающую его похожим на Спасителя в изображении неореалистов. В таком состоянии, с таким больным, загнанным взглядом, Клавдий просто не узрит выхода из тупика, даже если уткнется в него своим унылым носом.

Давно пришла пора действовать. И действовать мы станем очень быстро».