Василий Гигевич - Полтергейст

Все вздрогнули. Некоторые даже подскочили. Люди сразу же уставились на небольшую дверь сарайчика. Неожиданно она сама собой распахнулась, и оттуда, выбрасывая вперед передние ноги, галопом выскочил кабан пудов десяти, не менее... Словно от страшной боли, большой белый кабан ничего вокруг не замечал, он прямиком понесся на толпу. Первым на его пути попался оператор с телекамерой на плече - кабан снес его, как былинку, только надпись "Adidas" мелькнула на белых импортных кроссовках. Парень грохнулся на землю, выпустив из рук телекамеру. Протаранив остальных людей, кабан застрял в невысоких воротцах, ведущих в огород, и снова заверещал тонким, каким-то детским голосом: куги-и... Затем кабан начал разворачиваться в направлении телевизионщиков...

Все на мгновение остолбенели. Первым опомнился Главный. Он заорал не менее страшным голосом, тыкая пальцем на телекамеру, которая валялась на траве: "Телекамеру, телекамеру, балда, спасай, пока не разнес... Японская... До пенсии не рассчитаешься..." Телеоператор, лежавший на земле, от крика пришел в себя. Не поднимаясь с травы, он вратарским приемом бросился на телекамеру и закрыл ее своим телом... Женщина в белой кофточке тоже встрепенулась, словно ожила, будто из-под гипноза вышла. Она ткнула пальцем на кабана, верещавшего в углу, и закричала, неизвестно к кому обращаясь. В голосе сквозила радость: "Во-оот, я же говорила всем, а мне никто не верил... Сами сейчас видите, что в этой хате творится... Покоя нету ни днем ни ночью... Сами все видите..."

Милиционера как ветром сдуло - кинулся на улицу наводить порядок, ибо там творилось черт знает что... Над забором и калиткой тремя сплошными рядами торчали головы с раскрытыми ртами и стеклянными глазами. Слова милиционера: "Тише, кому говорю: разойдись..." - заглушались другими возгласами, как близкими, так и далекими - толпа за то время, пока Леночка и Анжела были во дворе, разрослась невероятно:

- Что, что там творится?

- Москвичи у Юзика кабана режут. Караул!..

- А с виду пристойные люди... Неужели им своего мало?..

Кто-то громко хохотал... Трещал забор - вот-вот завалится под тяжестью человеческих тел. И все старался милиционер: "Разойдись, кому говорю..."

Леночка, как только началось все это невероятное, схватилась за руку Анжелы и стала шептать одно и то же: "Мамочка, мамочка родная..." А когда кабан стал разворачиваться, чтобы снова броситься на телевизионщиков, встрепенулась и Анжела, - дернув Леночку за руку, она стрелой метнулась к калитке, потащила за собой безвольную Леночку.

Выскочили на улицу, запруженную людьми, и - дай Бог ноги! - без оглядки понеслись к автобусной остановке.

Держась за руку Анжелы, Леночка летела следом и шептала спасительное: "Мамочка, мамочка родная". А в память ей врезался не разъяренный, впервые увиденный кабан, не побледневшие телевизионщики, не громко кричащая женщина в кофте, а большой круглый замок, висевший на двери сарайчика.

Леночка увидела его сразу, как только зашла во двор. Висел он и потом, когда дверь сарайчика сама собой открылась и оттуда выскочил этот страшный зверь. Только дужка замка была уже откинута. А ведь никто, ни одна живая душа к этому замку даже близко не подходила...

Глава седьмая

Грушкавец читает газетную статью.

Содержание статьи.

Огорчение и отчаянье человека из районки.

В чем искать успокоение души?..

Спустя почти две недели после описанных событий уже знакомый нам сотрудник березовской объединенной газеты "За светлую жизнь в коммунизме" Грушкавец Илья Павлович снова лежал на кровати и читал статью, напечатанную в республиканской газете. Может, потому, что Илья Павлович был в комнате один, а может, и по другой причине, но он часто и громко, не стесняясь, шморгал носом, скрипел зубами, что-то бормотал и вздыхал так тяжело, будто ему не давала покоя нечистая сила... Грушкавец читал одно, а думал о другом:

- Вот тебе и на - в который раз объегорили... Что им дружба, им - лишь бы свое урвать, лишь бы наверх выскочить, прославиться на весь свет... А ты ведь первый раскопал, весь материал выдал Мулярчику... Ну, пускай бы он хоть словом обмолвился о тебе, сделал приписку - так и так, выражаю благодарность Грушкавцу Илье Павловичу, журналисту-районщику, который первым притронулся к сенсационному материалу, ибо он живет в гуще жизни... Так нет же, Мулярчик все себе присвоил - ни слова о тебе, ни полслова... Где же справедливость на свете, где правда?.. И все о гласности, о перестройке пекутся. Кому пожаловаться? А никому ты не пожалуешься, ибо у них - лапы вокруг, окопались в круговой обороне, науськивают читателя то на критику Сталина, то - на Хрущева, а сами в это время рыбку ловят в мутной воде...