Анатолий Днепров - Две минуты одиночества

Несколько минут Ренато еще дышал.

— Ренато, Ренато, скажите хоть что-нибудь, — умолял я его.

Пульс на руке едва прощупывался. Сердце билось с долгими, грозными паузами.

На мгновение он открыл глаза.

— Кардуччи? Славный вы малый… Как хорошо, что кончаются эти две минуты одиночества…

Больше он не произнес ни слова.

Профессор умолк. Я сидел, боясь нарушить тишину, и силился проанализировать его трагический рассказ. Это было очень трудно, потому что все в нем было для меня необычно. Ясно только одно: Ренато, на чувствах которого так рискованно «сыграл» биофизик, пережил очень многое. Его погубила реальная жизнь с ее ужасными впечатлениями, запавшими глубоко в память. К трагической развязке художника привела его острая чувствительность.

— Синьор, можно к вам? — вдруг прервал наши раздумья высокий парень, один из тех, кого я видел, входя в хижину.

Кардуччи вздрогнул.

— Синьор, вам больше здесь оставаться нельзя.

— Почему?

— В деревне неспокойно. Священник сегодня в вечерню произнес проповедь против вас.

— О! Что же мне делать?

— Нужно уходить, синьор.

— Куда?

— В горы.

— К кому?

— К людям, которые любят и уважают вас.

Я облегченно вздохнул. Значит, все-таки я был прав, и здесь у профессора есть друзья!

— Разве такие есть? — спросил он.

— В Италии их много. Собирайтесь. Сейчас самое время.

— Но я не знаю дорогу. Где я буду искать этих людей?

— Вас проводит Антонио. Он здесь. Входи, Антонио.

В комнату вошел старик, тот самый, которого я встретил, приехав в деревню.

— Добрый вечер, синьоры, здравствуйте, синьор доктор. Идемте пока не поздно.

Кардуччи посмотрел на меня в нерешительности.

— Идите. Идите, профессор. Это настоящие люди, хорошие, добрые и смелые. Доверьтесь им.

Некоторое время Кардуччи стоял посреди комнаты совершенно растерянный. Затем он порывисто подошел ко мне, крепко пожал руку и решительно вышел из хижины в сопровождении Антонио и двух высоких хмурых парней, его бывших хозяев.