Фриц Лейбер - Клинки против смерти

— Разумеется, будучи нематериальным, он бессилен причинить вам физический вред. Поначалу бессилен. Нужно обладать особой чувствительностью, чтобы увидеть его или хотя бы осознать его присутствие. Однако со временем он начнет вмешиваться в ваши дела, заставит вас сделать то и не даст сделать этого. Являясь проекцией сознания, он тем не менее постепенно обретет реальность. Он даже может подчинить себе какой-нибудь к тому предрасположенный человеческий мозг. И тогда он окажется в состоянии вредить кому и как угодно.

Мисс Миллик поежилась и принялась просматривать записи, следуя совету, вычитанному ею в одной книге: если в разговоре возникла пауза, займитесь своим делом. В комнате царил полумрак, и девушке подумалось, что хорошо бы мистер Рэн попросил ее включить свет. Кожа у нее зудела и чесалась, словно к ней пристала сажа.

— Наш мир прогнил, мисс Миллик, — заметил мистер Рэн от окна. — И потому суеверия развиваются в нем с новой силой. Призраки, или кто они там, выходят на сцену, обещая эпоху страха. Однако людей им не переплюнуть.

— Но, — диафрагма мисс Миллик конвульсивно сжалась, вынудив девушку бессмысленно хихикнуть, — но ведь призраков не бывает!

Мистер Рэн отвернулся от окна.

— Разумеется, их не бывает, мисс Миллик, — произнес он громко и наставительно, как будто это она завела разговор о призраках. — Их существование опровергнуто наукой, психиатрией и здравым смыслом.

Она наклонила голову и скорее всего покраснела бы, если бы не была так растеряна. Мышцы ее ног распрямились, и она встала, хотя вовсе не собиралась этого делать.

Девушка провела ладонью по краю письменного стола.

— Ой, мистер Рэн, смотрите, что я нашла. — Она показала ему большое пятно на столешнице. В голосе ее слышалось шутливое неодобрение. — Неудивительно, что бумага всегда грязная. Вам надо поговорить с уборщицами. Они убирают у вас кое-как.

Она ждала ответной шутки. Но шеф отступил на шаг, и лицо его затвердело.

— Вернемся к вопросу о почтовых привилегиях второго уровня, — бросил он и возобновил диктовку.

Когда секретарша ушла, он вскочил, потер пальцем пятно на столешнице, посмотрел на черный след на коже и озабоченно нахмурился. Выдвинув ящик, он извлек оттуда тряпку, торопливо вытер стол, скомкал тряпку и швырнул обратно. Кстати сказать, в ящике уже валялись три или четыре измазанных сажей тряпки. Затем он подошел к окну и стал вглядываться в надвигающиеся сумерки, задерживая взгляд на дымовых трубах и цистернах для воды.

— Типичный невроз, да еще с галлюцинациями, — бормотал он себе под нос; его усталый, выхолощенный голос заставил бы мисс Миллик вздрогнуть. — Все то же проклятое душевное расстройство, только в новой форме. Иного объяснения и быть не может. Но до чего же реально! Даже сажа как настоящая. Нет, надо показаться психиатру. Вряд ли я сегодня смогу войти в фуникулер…

Его голос оборвался. Он потер глаза, и на него нахлынули воспоминания.

Все началось как раз с фуникулера. Он привык к тому, что, когда до отказа набитый вагончик делает поворот, взору открывается мир крыш — тусклый и печальный мирок толя, просмоленного галечника и задымленного кирпича. Проржавевшие оловянные трубы со странными, конической формы шляпками напоминали заброшенные посты подслушивания. В целом эти крыши ничем не отличались от десяти тысяч других однообразных городских крыш. Однако он всегда видел их в подступающих сумерках: то ли в призрачном полумраке, то ли обагренными грязно-алыми отблесками заката, то ли наполовину скрытыми за пеленой дождя, то ли испещренными черноватым снегом. Они представлялись ему необычно унылыми, едва ли не прекрасными в своем уродстве, но отнюдь не живописными, кошмарными и вместе с тем наводящими на мысли о высоком. И подсознательно они начали символизировать для Кейтсби Рэна известные стороны того века страхов и несбывшихся надежд, в котором ему привелось жить, безумного века ненависти, тяжелой промышленности и мировых войн. Ежедневный осмотр крыш стал неотъемлемой частью его жизни. Разглядывал он их лишь под вечер, ибо утром, по дороге на работу, обычно садился на другую сторону и тут же с головой погружался в чтение газеты.

Как-то вечером — дело было поздней осенью — он заметил на третьей от эстакады крыше черный бесформенный мешок. Не то чтобы он задумался над этим; факт просто отложился в его памяти. На следующий день он обнаружил, что допустил неточность: мешок лежал на крыше ближе к эстакаде, чем ему показалось накануне. Внешний вид мешка, его цвет и грязные пятна вокруг говорили о том, что, как ни странно, он набит угольной пылью. Правда, его прижало ветром к ржавому вентилятору; значит, внутри не угольная пыль, а что-то еще — быть может, палые листья. Кейтсби слегка удивился, осознав, что ожидает следующего взгляда на таинственный мешок с некоторой тревогой. Мешок внушал ему подозрения, особенно когда он вспоминал выпуклость с одного его бока, которая создавала впечатление, будто из-за вентилятора выглядывает неправильной формы голова. Опасения Рэна оказались не напрасными: на третий вечер мешок переместился на ближайшую к эстакаде крышу. Он лежал на дальней ее стороне, словно только что перевалился через низкий кирпичный парапет.