Михаил Лезинский - Колючая Арктика

— Ах ты, псина! — первой мыслью было поймать зверька на мушку, но понял, дробь на такое расстояние не достанет. — Догоню! — пригрозил Гаранин и нажал на газ.

Послушный хозяину, отрегулированный «Урал» тотчас, как гончая, набрал скорость. У Гаранина и мысли не было, чтобы догнать, но тот — глупышка! — бежал по центру дороги, не сворачивая, лишь изредка оглядываясь, беззвучно тявкая. Расстояние сокращалось. Уже явственно различалась песья мордочка зверька, острые зубки хищника и дрожащая мордочка.

— Догоню!

Гаранин достиг песца у самого поворота дороги. Еще б немного пути и пришлось бы резко сбавить скорость — по билибинской трассе не разгонишься! — а песец, вырвавшись из-под слепящего света фар, проскочил бы в тундру. Там его ищи-свищи!.. Еще б немного… Но этого «немного» у обреченного песца не было: «Урал» сделал «скачок» — башку бы оторвать тому гаду, кто подготавливал к зиме эту трясомучку! — и тяжелая махина, подминая под себя зверька, остановилась.

Песец был мертв. Выдавленные кишки парили в промороженном воздухе и огромное кровавое пятно расплывалось по снегу- "Эх, с мелкашки его брать надо! Как тот чукча-снайпер! Или из карабина… А не проверить ли мне капканы?"…

Гаранин брезгливо приподнял песца и, небрежно выкинул его в сторону, прикрыл двери «Урала» и шагнул в лес — в этих местах он был густой… И в этих местах у него было расставленно с десяток капканов песовых… Но проверить свои капканы, — заодно и чужие! — Гаранину не удалось…

Тишина. Тяжелая, давящая абсолютным молчанием на уши, тишина к от того — непроходящий шум в башке, будто вдалеке работает бетономешалка. Но сквозь эту шумную тяшину и поскрипывание мозговых извилин, пробиваются под черепную коробку и лай песцов, выстрелы продрогших деревьев, вздохи и всхлипы промерзающей земли и мерзкий крик ворона хагимэ, зимующего в Арктике.

— Кэ-э-эр! Кэ-э-эр!

Юкагиры считают ворона мифической птицей, повадками в характером смахивающим на Кащея Бессмертного или Бабу Ягу. Скрипучие голоса Кащея и Яги не предвещают ничего хорошего, так и крик — кэ-э-эр! — хагимэ предсказывает беду.

— Кыш! Чертова птица!..

К ночи мороз начал крепчать — куда уже дальше! — минусы набирали убойную силу. Сергей Гаранин уже чувствовал прикосновение раскаленных игл к телу. Они пробивались с неуклонным упорством сквозь барьеры: ватные брюки, через две пары кальсон с начесом, сквозь шерстяные трусы, покалывали уже почти нечувствительные ноги. И понял Гаранин, если он немедленно что-то не предпримет, если не сдвинется с места, то — хана ему! Он попытался выпрямить уже подмороженные ноги, но капкан, поставленный браконьером на медведя, сдавил их мертвой хваткой. Капкан с секретом — следствие потом установит! — и не зная хитрых его устройств, пружину не разожмешь.

— Кэ-эр! Кэ-эр! — занудливый ворон никак не угомонится.

Рядом с медвежьим капканом валялись его — Сергея Гаранина — капканы, песцовые. Дополнительные, которые он прикупил недавно. Установить их на этот раз он не успел.

Это были хорошие «пасти», любовно сработанные Агафонниковым. Чтобы зверье не учуяло железо, Сергей — подсказка другого старика-охотника Четверякова — вываривал их с жирной рыбой. Вот где чир пригодился! У песца, наверное, слюнки капали, когда он улавливал запах гаранинских капканов! Во всяком случае, без добычи Сергей Гаранин не оставался: пять-шесть песцов за рейс имел всегда. Но вот сегодня ему не повезло — это, наверное, происки того, задавленного песца, которым он побрезговал.

От капканов исходил какой-то странный запах. Нет, нет, рыбного запаха он не улавливал, скорее капканы пахли свежим огурцом…

Гаранин поймал себя на том, что думает о чем угодно, только не о своем теперешнем положении.

— Эге-ге-гей! — подал голос Гаранин. — Эге-ге-гей!

Напрасная трата сил, — теряется человеческий голос в необъятной тундре. Попытался Сергей-перебить стальную пружину, но эта пружина медвежья рассчитывалась на иную силу.

"Думай! Думай! Думай, Серега] Ты же всегда находил выход!"

Гаранин стал подкапываться ножом под стальную чушку капкана, пытаясь вырвать это орудие смерти из цепких лап вечной мерзлоты. И это — "молодец, Сергей!" — ему удалось. С капканом, намертво присосавшимся к ногам, он попытался поползти туда, где но его расчетам находилась такая родная и накатанная билибинскаа трасса, а на той трассе стоял, попыхивая, такой желанный «Урал» с теплющей кабиной.

Нет, нет, Сергею совсем не было холодно, — скажи кому, не поверит! — по телу разливалось блаженное тепло и двигаться не хотелось. Но вот только еще сознание вступало с ним в спор — "не спи! не спи!"