Михаил Лезинский - Колючая Арктика

— Пусть на твоих берегах густо растут тальники, чтобы люди у огня согревались! Пусть разведутся возле берегов твоих куропатки и зайцы, чтобы люди сытыми были!

Из всех своих детей Колыма только одного сына попросила о помощи лично для себя:

— Старая я стала, сыночек, тяжело мне теперь от зимнего сна пробуждаться, а мне, ведь, море искать надо! Ты, Омолон, пораньше меня буди!..

И стала могучей и неспокойной река Омолон. Раньше всех-во второй половине мая! — река вдруг просыпается от зимней спячки, рычит, ломая лед и теребит старушку-мать.

— Вставай, старая! Пора в путь-дорогу собираться, заждалось тебя море!

И просыпалась старая Колыма, и отправилась в далекий путь на поиски большой воды, имя которой — Море.

Долго ли бы еще искала Колыма Море, — неизвестно. Может быть, так бы и не нашла его — мало ли задумок селится в наших головах в детстве и юности, но не все они сбываются!.. Но Колыме повезло: Море узнало, что есть река, которая всю жизнь рвется к нему и… само шагнуло навстречу. Море разбросало землю — не стой на пути, Земля! — плеснулось вперед и — наконец-то! — соединились река с Морем…

Потому-то матушка-Колыма так неожиданно широко разливается при впадении в море!.."

Сквозь завывание ветра продолжает доноситься собачий вой. Жестокая зима! Жестокая собачья судьба! Так выла Пайпэткэ, отданная обманом в жены кривому, хромоногому и отвратительному старику. Пайпэткэ, сошедшая с ума от голода, побоев, от неразделенной любви и неутоленной жажды материнства. Преследования шаманов довели ее до безумия.

"Ничего не хочу я! Жить не хочу! Нет мне счастья! С ребенком, без ребенка, с красивым мужем, с уродом, с богатым, с бедным — нету мне счастья, проклята я! И чего собрались вы, чего рвете меня на куски? Уйду, уйду от людей я, в норе буду жить, в лесу. К медведю уйду! Нет в тундре счастья!"

Ночь. Спят за стеною дочери — Окся, Ярхадана, Чэнди! — и стрекот пишущей машинки не в силах их разбудить. Спите, мои воробышки, спите синички мои золотые, виноват я перед вами, что не мог сохранить вам мать… Не знаю, как вы воспримите ту женщину, которая тайком приходит ко мне по ночам? Которая клянется мне в вечной любви!.. Да, у нее есть и свои дети, и я их буду любить как вас. И муж есть у этой женщины, но… Не любит она его, меня любит… А может быть, и не любит?.. Не знаю, не знаю, мои ласточки, ничего не знаю…

Опять кто-то воет?! Точно, воет. Она, Пайпэткэ!.. Пусть голос безумной Пайпэткэ не прорвется сквозь ваш сон… "Отпустите меня, а то удавлюсь!.. Звери, все звери!"

Пайпэткэ… Великому Юкагиру дорог этот человек. И услужливая память переносит Семена в далекий сорок третий год… Стойбище в Олеринской тундре и девушка-красавица девятнадцати лет от роду… Нет, нет, он не помнит, как ее звали и вспомнить не может, но он назвал ее — Пайпэткэ.

Зимой, когда пастухи уезжали из стойбища в Андрюшкино попьянствовать, его заставляли охранять стадо. Его- ещё не Великого Юкагира, а мальчонку и эту придурковатую красавицу Пайпэткэ — героиню его будущего романа, выдержавшего много изданий.

Дурости в Пайпэткэ хватало. Главным своим занятием в жизни, она считала ловлю… вшей. Ловила и подсчитывала их количество. Скрупулезно. Грамотная была, два класса окончила. В счете заложена идея. Говорила:

— Доведу их количество до миллиона и все вши покинут немедленно стойбище. Люди сразу станут счастливыми и не будут обижать друг друга.

Мальчишки — голодные, грязные, обовшивленные! — подкидывали ей необходимый для счета материал, подкидывали ей это раскормленное, вздутое от человеческой крови, зверье. Верили и не верили в предвиденье, но за счетом следили. А вдруг?!.

За сумасшедшей Пайпэткэ нужен был глаз да глаз-оставлять ее без присмотра было нельзя. Когда девушке казалось, что слежки нет, Пайпэткэ пробиралась на кладбище, разрушала старые могилы, сжигала кресты. И в этом была жизненная философия! "Не надо этих знаков на земле! Они напоминают о смерти, а человек рожден для жизни. Только для жизни!"…

— Но люди же умирают! — пытались оленеводы пройти по извилинам ее воспаленного мозга.

Пусть умирают. Смерть-благо. Не было б смерти, люди давно бы истоптали землю. Пусть умирают, но знаков ставить не нужно.

Она не ладила ни с кем. Злобно ругалась со всеми, при этом щедро разбрызгивала слюну из искаженного ругательствами рта. В такие минуты красота ее блекла, искажались черты лица, напоминая о старости и о смерти.

Подвыпивший бригадир-трезвым его никто не помнил! — награждал Пайпэткэ затрещинами — "Паскуда! Кишкомотательница!".