Фантастика, 1966 год. Выпуск 3

Он выключил связь.

– Знаешь, - сказал Бааде, круто разворачивая машину, - я человек трезвого склада. Все эти эмоции у меня вот где, - он сжал кулак. - Но сейчас мне вспомнилось…

– Что?

– Как я мальчишкой в деревне ходил на лыжах. Заберемся далеко-далеко, снег слепит, кругом голо, пусто, холодно, и местность уже незнакомая, и дома ждут, беспокоятся, а все тянет вперед… Ну же, еще десять шагов, еще сто… Глупо, боязно, не нужно, а идешь. И жутко и, ах, как славно. Почему так?

– Спроси у Полынова. Он специалист и с радостью покопается в твоих переживаниях.

– Наших, Миша, наших!

Теперь обрубленная тень вездехода бежала впереди них.

Словно привязанная к колесам яма, словно черный провал без дна и стенок.

– Она действует мне на нервы, - наконец пожаловался Бааде. - И еще это противное мерцание…

Внезапно - механик даже притормозил - небосвод колыхнулся, как занавес, пошел складками. Звезды дрогнули, сбиваясь в кучи. Упругие складки налились белесым светом и, точно под его тяжестью, вдруг лопнули, бросив вниз жидкие ручьи сияния.

Перемена свершилась за несколько секунд.

– Полярное сияние? - спросил Шумерин.

– Похоже, - Бааде бросил взгляд на табло приборов. - Так оно и есть.

– На Земле оно, пожалуй, эффектней.

– Точно.

Шумерин ждал игры красок, багровых сполохов, праздничного хоровода, но с неба по-прежнему лился молочный свет, холодный и ровный, как свечение газосветной трубки. От него на душе становилось неуютно и холодно, как ненастным утром, глядящим в окно неприбранной комнаты. “И никуда ты не уйдешь от Земли, - подумалось Шумерину, - от ее воспоминаний, окрашивающих все и вся”.

Сияние потихоньку меркло.

И снова начался бег через жару, под черным небом, единоборство с тенью, сухостью губ, дрожание света. Однообразие нагоняло сон, тем более что взгляду было утомительно бороться с призрачным движением воздуха, искажающим перспективу подобно неровному стеклу. Напрасно Шумерин стыдил себя: “Я же на Меркурии, все, что я вижу здесь, - впервые…” Физиология брала свое.

…Толчок, удар локтем, крик Бааде. Сердце быстро заколотилось, как это бывает при резком переходе от полусна к тревоге.

– Там, там… - шептал Бааде.

– Что там? - зло спросил Шумерин, потирая локоть.

Бааде показал. Посреди слепящей равнины стоял концертный рояль.

Шумерин замотал головой. Потом достал термос, набрал в ладонь воды и плеснул себе в лицо.

Рояль не исчез. Нестерпимо сверкали его лакированные бока, крышка была приподнята, клавиши словно ждали прикосновения пальцев.

– Он… появился сразу? - решился, наконец, спросить Шумерин.

– Нет, из пятна… Я думал, мне померещилось…

– Ну и?…

– Этого не может быть.

– Сам знаю! Но кто из нас сошел с ума: мы или Меркурий?

– Подъедем ближе.

– Только осторожно.

Шумерин ждал, что с приближением рояль исчезнет. Но ничего не происходило. Плыл горизонт, перед глазами мельтешило белесое марево, и в нем незыблемо стоял призрак рояля.

– Надо выйти, - сказал Бааде.

– А ты не боишься?

В ответ он услышал хмыканье.

Они надвинули шлемы и вышли. Тотчас Шумерина потянуло назад. Черная пропасть неба над головой, огненный камень внизу, а посредине - то, чего быть не могло: концертный рояль. Шумерин прикусил губу и сделал шаг вперед.

Рояль был рядом. Шумерин протянул руку. Она свободно прошла сквозь полированное дерево. Шумерин отдернул руку - не выдержали нервы.

– Проклятие! - крикнул Бааде.

По “роялю” прошло колебание, он дрогнул, подался назад.

И исчез. Теперь на его месте пульсировал воздух.

Они долго молчали, не решаясь посмотреть друг на друга, боясь увидеть в глазах товарища страх.

Если бы они не так рвались вперед и не были бы так погружены в раздумье, а верней, в сумбур мыслей, они, верно, заметили бы, что вокруг неладно. Они опомнились, лишь когда ослепительная, даже на фоне раскаленной равнины, полоска стала приближаться к машине… Она придвинулась, и уже нельзя было не заметить прозрачных напросвет языков огня.

– Ну… - только и смог сказать Шумерин.

Быстро и верно действовать можно, когда известно, против чего надо действовать. Но то, что происходило, было выше понимания капитана. Сжималось не просто кольцо опасности; сходился круг непонятного, против которого опыт был бессилен. И Шумерин ждал, тупо глядя перед собой. Просто ждал: что же будет дальше?

Бааде было трудней вывести из равновесия. Он выключил двигатель, отдуваясь, вытер пот и с минуту вглядывался прищурясь.