Михаил Белозеров - Железные паруса

— Девочки, я не могу, — сказал Он, приседая перед ними, — они все равно не оставят меня в покое, прилетят завтра или через неделю.

— Мы тебя спрячем!

У них был свой план. Они все продумали.

— В тюленьей пещере! — сообщила Гера.

Она чем-то напоминала Нимфу. Такая же востроглазая. Он едва не спросил, чья она сестра, но вовремя прикусил язык.

Он так и ушел в майке и джинсах, держа карабин в руках. Корни опунции вместе с бутылкой теплой воды засунул в карман. Патронташ висел на бедрах. Кожа на плечах чуть не лопалась. Ноги по щиколотку утопали в дорожной пыли.

Африканец радостно описывал круги на четыре пятых, всегда возвращаясь после очередной пробежки. Кузнечики прыскали от него во все стороны.

Сразу за деревней начиналась горячая степь. Даже ковыль обжигал ноги, как песок на пляже. На вершинах холмов среди акаций крутились рыжие вихри, в низинах застыли смоковница и пушистый дуб. До ближайшей деревни дорога петляла среди холмов. Он надеялся раздобыть там машину.

Прикатили, зло думал Он. Испоганили космос. Запутались в генетике. Сотворили придурков. И вернулись, чтобы устроить вечный человеческий бедлам и здесь. Я в этом не участвую. Мне это не интересно.

Его окликнули. Нимфа бежала следом. Она была в том, своем единственном белом платье, которое ей шло и к которому Он так привык, что скучал, когда оно не мелькало рядом.

— Возьми меня с собой.

— Я бы взял, но разучился любить, — ответил шутливо Он.

Она покачала головой. И по ее глазам Он понял, что она не верит.

— Просто возьми. Я хочу жить в большом городе.

В ней было что-то трогательное и непосредственное, как в Гере или Тане.

— Большие города не для меня, — признался Он.

Он хотел сказать, что не те города, которые он любил, а те, которые лежат в руинах и которые Он помнил совсем другими.

— Ну тогда построим ферму у озера.

Но Он решил, что просто так не уступит.

— Откуда ты знаешь, что такое ферма?

— Там, где я жила, тоже были фермы, но не было озер. Там было много пыли и ветра, но ничего не росло. — Она махнула рукой на то, что называлось степью. — Мы строили поселки и называли их фермами.

Грустные воспоминания, которые будут мучить ее всю жизнь. Наверное, степь казалась ей лесом, и она хотела узнать мир за его пределами. Он подумал, что им так много надо друг другу сказать. А вдруг она похожа на прежних земных женщин? И понял, что его мучают глупые предубеждения: Он принял ее порыв за опытность.

Тень сомнений отразилась на ее лице. Все ее поступки сводились к одному: быть любимой. Но для этого надо было что-то делать, а не ждать, когда эти пустынные холмы и соленое море выпьют из тебя жизнь. Вот она и стояла перед ним, потому что там, за этими холмами, лежала надежда.

Он ничего не успел ответить — на тропинке, которая вилась над обрывом, возник Филин. Его локти все так же были выпачканы то ли мелом, то ли цементом.

— Слушай, — насмешливо спросил Он, — вы что действительно не испытывайте удовольствия от секса? — И услышал, как она протестующе коснулась его руки. Она не хотела, чтобы Он был грубым.

За два шага до границы «зонтика» Он ничего не боялся, а знал, что Он, Африканец и Нимфа не находятся во власти Филина. И тут Он увидел себя с Африканцем далеко внизу, у кромки моря, пробирающихся за мыс. Он даже на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, берег между водой и скалами был пуст, и усомнился в том, что видел, но понял, что будущее кончилось и наступило настоящее и что Он-второй опередил Его-первого.

— На прошлой неделе я бросил курить, — сказал Филин. — Представляешь, как я себя паршиво чувствую? Идем, — и не сколько не заботясь, поняли они его или нет, пошел на территорию рыбацкой артели. На Нимфу он не обратил никакого внимания.

Его загоревшая, коренастая фигура казалась неотъемлемой частью пейзажа, и он совершенно не страдал от солнцепека, словно в его задачу входило разводить виноградники на этих пустынных холмах и оборонять рубежи возрождающегося государства.

Он привел их к дому. На веранде без ничего загорала суперманиалка европейского типа. У нее был шарообразный бюст и длинные, точеные ноги.

— Исчезни! — буркнул Филин, и она исчезла.

Дом находился в плачевном состоянии: окна выбиты, двери отсутствовали. Сухой кал лежал в углу веранды. Внутри царил хаос. Только одна комната, раскрашенная каким-то художником-уклонистом, была выметена. Посреди стоял Астрос — нематериальный человек. Сквозь него виднелась распахнутая створка окна и вырезанная ею часть моря.