Сергей Гомонов - Плата за души (Книга 2)

Тишину нарушил телефонный звонок. Николай очнулся и пошел за трубкой. Рената проводила его взглядом и посмотрела вниз, с высоты третьего этажа. В глазах ее появилось что-то хищное, как у дикого зверя в засаде, который прицеливается, чтобы прыгнуть на ничего не подозревающую жертву. И эта женщина еще десять дней назад смертельно боялась высоты!..

Слушая собеседника, Николай наблюдал за нею. Куколка, куколка, что же это с тобой?..

- Рената! Ладонька! Я скоро! - положив трубку, крикнул он. - Я в офис к Розе, мигом - туда и обратно. Не скучай, ага?

Он разговаривал с нею как с больной. Прежде Рената кинула бы в него чем-нибудь тяжелым за такой тон. Или легким, но при условии, что это был бы тот самый нож, застрявший в стволе толстой виноградной лозы. Теперь же она вытащила лезвие из плоти растения, что-то шепнула в заслезившую рану и, войдя в комнату, скользнула к своему дивану в зале: у нее уже появился "свой" диван, которым она безраздельно пользовалась в отсутствие посторонних и на который никогда не садилась, если дома была "маман" Николая.

- Смотри, только дверь - никому! - звеня ключами, предупредил Ник, захватил кожаную папку и захлопнул за собой дверь.

Рената посмотрела ему вслед и услышала, что он подергал дверь, проверяя, сработал ли замок. Тогда она легла на диван и закрыла глаза. Срок действия приостановлен. Теперь, как всегда - период статики.

Рождение - это выход, смерть - это вход.

Тринадцать идут дорогой жизни,

Тринадцать идут дорогой смерти,

Но и Тринадцать - те, что живы

Уже умирали прежде,

Но вслед за тем родились вновь...

Он освободился от того, что может умереть...

Пальцы коснулись непокорно выбившихся из-под заколки золотых волос, а губы прошептали:

- Глаза её - полынный мед,

Волосы - мед из полыни...

Это - про тебя...

- Я тогда была мертвой.

- Чем пахнут звезды?

- Льдом. Зимой в Гималаях. Снегом. Ветром...

- Ты все это знаешь, Возрожденная... Почему же ты не понимала меня ТОГДА?..

- Я не понимаю и сейчас...

- Не взрослеющая душа...

- Не говори так больше никогда! Не говори! Я чувствую, что это - страшно и что я не могу сделать что-то важное... Не говори так больше...

- Ты состоишь из запретов, Возрожденная!

- Наверное, мы с тобой никогда бы и не поняли друг друга, Ал... Саша?..

Она слегка рассмеялась:

- Ал... Саша... Теперь это уже не важно. Ты успокоилась? Ты можешь думать, чувствовать, воспринимать?

- Теперь я знаю, что ты по-прежнему рядом со мной. Пусть это будет нашей тайной. Но... не покидай меня никогда... Я люблю тебя, теперь еще больше люблю...

Ответа не последовало.

- Я полюбила наши сны. Всей душой... И мне тяжело, когда все заканчивается. Невыносимо тяжело...

- Это ненадолго... Ты мне веришь?

- Кому же мне еще верить?

- Я должен помочь тебе вспомнить, но не знаю, как... Ты быстро учишься, Вечно Возрожденная, ты уже умела все это когда-то...

- Почему ты так зовешь меня?

- Потому что так переводится твое имя...

- Сегодня ты впервые отозвался во мне. Почему только сегодня? Почему ты молчал раньше?

(Тихий смех).

- Почему?!

- По многим причинам, о которых мы еще не ЗНАЕМ, но чувствуем оба. Я прав?

- Да.

- Так вот, теперь ты наконец успокоилась, ты перестала чувствовать острую боль. Для этого всегда требуется девять дней, ровно девять - чтобы перерезать невидимые путы, связующие каждое существо с этой землей, с этим небом, со стихиями... и уйти в другие... Пока нас слишком помнят, нам нет свободы. Пока о нас ЗДЕСЬ слишком скорбят, нет нам покоя. Вспомни об обычаях старины, когда на тризне не рыдали, а пели и веселились. Многое теряем мы, когда забываем привычки своих прежних тел, движения своего духа...

- Ты вернешься?

- А я никуда и никогда не уходил. Просто ты меня не помнишь. И разговор этот не вспомнишь, когда я замолчу...

- Я пытаюсь. Что я должна сделать, чтобы не забыть?!

- Ничего. Не старайся. Оно либо придет само, либо... не придет вообще... - голос ее затих. - Спи, малыш...

Рената медленно засыпала.

**************************************************************************************

- Уже знаешь, что происходит с акциями? Это издевательство, - были первые слова Константина Геннадьевича, когда он вышел возле роскошного особняка Виктора Николаевича Рушинского (в отличие от того же Скорпиона, второй челябинский босс концерна "Саламандра ин файр" любил пошиковать по полной программе).

Рушинский методично отжимался на газоне. В ответ на появление компаньона он поднялся на ноги и измерил пульс.