Александр Черченко - Сказание о системном администраторе

— Мира, — произнес я, — кто ты?

— Миры больше нет. Настоящее мое имя звучит иначе.

— Скажи мне его.

— Хорошо, витязь, ты уже готов его принять и я назову, только знай — у нас имя человека содержит всю его сущность, его силу, его слабости. Произнесение кем-то моего имени дает власть надо мной. Так что обещай не говорить его слишком часто.

— Обещаю.

Она обвила другой рукой мою шею и медленно прижимая свою грудь к моей нежно вдохнула прямо в раскрытые мои губы — ИМЯ…

Я повторял его снова и снова, утопая в ее глазах, в ее губах…

— Тебе пора, Алёша. К Демьяну ты пойдешь без меня.

— Мне так хочется остаться с тобой!

— Я знаю.

— Мы еще увидимся когда-нибудь?

— Может быть, но не забудь, что я сказала тебе о разбитом сердце…

Здесь могли бы жить скандинавские боги. Криония, планета-север, планета-зима, сколько видит глаз — сплошная, гладкая, заснеженная равнина. А можно сказать и так — бесконечная, безбрежная белая степь. Воздух неестественно прозрачен, звезды на черном как уголь небе огромны и серебристо-чисты. Я иду по поверхности и понимаю, что меня тревожит полное отсутствие ветра. Впрочем, ведь это не Земля, а какая-то неведомая планета. Вдалеке я вдруг замечаю белый шатер (сначала я принял его за большую льдину), над остроконечной крышей которого поднимается в черное небо белый столбик дыма. «Наверняка Демьян косулю жарит» — думаю я, взяв курс на шатер, до которого ещё метров двести. Ноги по колено погружаются в снег и по хрусту, по ощущению я понимаю, что это не обычный снег, а какая-то легкая ледяная субстанция напоминающая снег. Меня, почему-то, веселит одна мысль — я воображаю, как Демьян гонялся на этой планете за косулей.

Когда я приближаюсь к шатру, то понимаю, что у него нет входа, и нерешительно останавливаюсь. Вдруг изнутри откидывается белая тяжелая ткань замаскированной двери и передо мной возникает Демьян. На его лице печальная, но довольно бодрая улыбка и одет он, как это ни странно, во все белое! Первый раз вижу такое. Однако и встречаемся мы не на Земле тоже впервые. Мы пожимаем друг другу руки и он жестом приглашает меня войти. Внутри шатра, в самом его центре, действительно пылает большой открытый костер, окруженный кольцом белых каменных глыб. Костер, правда, весьма странный, поскольку языков пламени не наблюдается, а выглядит он словно солнце в миниатюре. При этом над маленьким как баскетбольный мяч солнцем постоянно проносятся огненные бури, а изнутри выплескиваются алые струйки протуберанцев. Белые глыбы очага, раскаленные этой бушующей, но как бы замкнутой в кольцо энергией переливаются изнутри муаровыми проблесками…

Я осматриваюсь. Вместо дров в углу лежит большая свалка книг, видны названия религиозного характера известные мне и какие-то другие загадочные произведения, собранные может быть, с разных планет. Демьян выбирает книгу потолще, раскрывает золотистую обложку, рвет по несколько листков сразу и отправляет содержимое в огонь…

— Знаешь, что общего у нас с тобой, — обращается он ко мне, — почему я выбрал именно тебя? Ты ненавидишь ложь, ты не терпишь ее как зубную боль. А я всю жизнь веду борьбу с ложью, уничтожаю ложь, превращаю ее в пепел, в удобрение для Истины. На пепле лжи цветы Истины вырастают особенно красивыми. Как поживает Мириада?

Этот внезапный вопрос поднимает во мне горячую волну стыда. Я молчу, Демьян подходит ко мне ближе, мы смотрим друг другу в глаза.

— Не беспокойся, витязь, в моем мире не бывает измен или предательств, там люди как бы всецело принадлежат друг другу и одновременно бесконечно свободны. Прошу тебя, не беспокойся, — повторил он снова и хлопнул меня по плечу.

Тон его уверенных слов, а особенно выражение открытого лица, лица настоящего друга, заставляют меня поверить в искренность его слов. Однако чувство стыда еще долго не проходит и того теплого, веселого общения, которого я ожидал не выходит.

— У меня к тебе вопрос, Демьян, — обращаюсь я, наконец, к нему, — что случилось с учителем Ставром, я так и не смог обнаружить его на Земле.

— С ним все хорошо, он здесь, занят важной работой, скоро ты его увидишь, а пока, обсудим наши дела. Присаживайся, как у вас там говорят — «в ногах правды нет».