Александр Черченко - Сказание о системном администраторе

— Я собираю здесь в мой веер ароматы тропических горных трав, запахи влажной почвы, мха, и камней! — Забормотала Мира, — еще прибавим дух табака и тумана…

Мне оставалось только дивиться таким словам и крепче сжимать ее руку.

— Теперь в Испанию к фиалкам! — Крикнула она и рассмеялась. Смех ее остался жемчужной россыпью в горах, от которых мы уже стремительно удалялись.

После того, как мы пронеслись бреющим полетом над фиалковыми полями Испании, вторая грань веера приобрела фиолетовый цвет. Следующей была Болгария с ее бескрайними полями роз, потом Голландия с ее знаменитыми тюльпанами, затем еще многие и многие страны. Веер Миры перестал быть прозрачным и сверкал в ее руке, словно маленькая живая радуга. Я видел, что моя неудержимая спутница пронесла его над россыпью полевых цветов Молдавии и Украины, над цветущими садами цитрусовых Грузии, над хвойными лесами Сибири, над диадемами белых лилий индийских болот. Я не помню уже где и как, но в радужный веер Миры попали ароматы ландыша и мимозы, сирени и мяты и еще многие другие известные только ей самой ингредиенты.

Наконец я ощутил, что Мира замедляет полет. Под нами простирались горные, заснеженные хребты Гималаев. Пролетев сквозь влажные облака, мы опустились в сугроб самой высокой в мире горы. Джамалумгма встретила нас холодным ветром, привычным для этих мест. Здесь, видимо, только что отбушевала страшная вьюга, нам повезло. Около минуты мы простояли как в оцепенении, любуясь грандиозной панорамой гор, доступной лишь для избранных покорителей вершин.

Выбравшись, наконец, из сугроба мы стали весело играть в снежки, а веер в сложенном виде лежал в сторонке. Джинсы Миры, как впрочем, и мои брюки насквозь промокли, но думаю, вряд ли нам грозила простуда. Когда Мире удалось попасть мне точно в глаз снежком, и я уже собирался проделать с ней то же самое, она прекратила внезапно игру и схватила веер.

— Дело сделано, Алёша, принимай подарок, — крикнула она издалека, и мне пришлось отбросить заготовленный снежок в сторону. Я медленно подходил к ней, а она, серьезная и румяная от снега, стояла в неподвижном ожидании. Как же прекрасна она сейчас была!

— А тебе идет на пользу игра в снежки, — сказал я ей и подошел совсем близко.

— Тебе тоже, мой витязь, — произнесла она и вытерла мне с лица мокрые остатки снега, — скоро начнется буран, пожалуй, нам пора лететь в гости к Демьяну. Так что… — она сделала паузу, — прими от меня этот подарок в качестве ответа, на твой букет из весенних подснежников. С этими словами она развернула свой радужный веер и сделала быстрый, изящный взмах у моего лица.

Сначала я не понял что произошло. Радужное облачко отделилось от веера и мягко спустилось на мои ресницы. Потом я сделал глубокий вдох и…

Осыпались как тяжелые сосульки все неуклюжие слова моего восхищения! Я только вдыхал и вдыхал парфюмерное волшебство Земли, цветущий ее сад, невыразимый, незримый, сводящий с ума подарок космической женщины.

Она вдруг схватила меня за обе руки и по прямой линии вверх мы устремились в небо. Веер, потерявший ароматную радугу, остался лежать в снегу далеким перламутровым треугольничком. Я уносил в своей груди в открытый космос благоуханную душу родной планеты.

— Спасибо, Мира, этот букет был намного больше моего, так, что я твой должник.

Но она, казалось, не слышала меня и смотрела в сторону. До моего слуха донеслось ее странное бормотание: «тропо… страто… мезо… термо… экзо… — сфера!!!» — Вдруг выкрикнула она звонко и только теперь заглянула в мои глаза.

— Сейчас, Алеша, ты сменишь свой велосипед на мой самолет иначе нам не добраться. Она крепче сжала мои ладони и я вдруг ощутил уже знакомое приятное жжение в позвоночнике. Моя фиолетовая аура, стала приобретать более насыщенный цвет.

— Что произошло с Д-2? — Обратился я к Мире.

— Ничего плохого, просто мой Демон временно стал твоим, и теперь вся Вселенная открыла тебе маршруты всех своих дорог!

— Мира обвила одной рукой мою шею и заглянула в мои глаза так надолго и глубоко, как никто еще не заглядывал.

— А ты не боишься, витязь, что я унесу тебя за горизонты всех горизонтов, в бесконечно-далекие дали, где нет даже звезд, где никто — ни Демьян, ни один из самых великих богов нас не найдет? Скажи, тебя не страшит легкомыслие космической женщины?

— Страшит, — отвечал я ей, — что может быть опаснее легкомыслия пьяных женщин?

Что-то случилось с окружающим пространством, сместилось расположение созвездий, и я больше не узнавал Млечного Пути. Я не узнавал планет, не видел Солнце, но главное я вдруг понял, что Мира стала ко мне ближе. Что ее дыхание это уже иное дыхание, что нет больше ткани, нет больше ничего, разделяющего нас. В ее потемневших глазах сосредоточились все звезды, они собирались в блестящие ожерелья и я любовался чистыми переливами их сверкающего узорочья.